15.1 У лингвиста Г. Г. Граник есть высказывание, показывающее, насколько велика роль знаков препинания в тексте: «Знаки препинания помогают выразить различные смыслы слов и окрашивающие их чувства».
Знаки препинания – один из важнейших аспектов языка, благодаря которым всю экспрессию человеческих чувств можно выразить в письменной речи. Так, известный лингвист Г.Г. Граник считает, что «знаки препинания помогают выразить различные смыслы слов и окрашивающие их чувства».
Разочарование или грусть, негодование или же возмущения, полная уверенность в своих словах или недосказанность мысли, и множество других душевных переживаний можно выразить при помощи многоточия, восклицательного или вопросительного знаков, и т.д., как в предложении: «Но – вот ведь какая гнусность! – я тоже. хотел», в котором можно ясно разглядеть тайное желание совершить подлость, подавляемое голосом совести и неуверенностью в правильности совершаемых действий.
Каждый из знаков препинания в языке выполняет свою индивидуальную роль. Без них невозможно представить красочный стиль речи русского письма, в котором необходимо передать состояние какого-либо героя. «Да вы чего. я никому. ». В данном предложении без знака многоточия автор не смог бы передать всю робость и растерянность, испытываемые жертвой обстоятельств.
15.2 Напишите сочинение-рассуждение. Объясните, как вы понимаете смысл предложений 65 – 66 текста: «Я словно очнулся. До чего же хорошо, что я не успел». Приведите два примера из прочитанного текста.
Произведение советского писателя В.П. Крапивина – это история о жестоких детях, которые пытаются показать свою мнимую силу, отыгрываясь на слабых и беззащитных.
После того, как властный лидер класса назвал Турунчика виновником произошедшего события, ни в чем не повинный мальчик подвергается нападкам со стороны одноклассников, находящихся под влиянием своего главаря. Среди них также был и рассказчик, который осознаёт всю абсурдность их действий, но при этом таит радость по поводу того, что он станет членом «бригады», подавляя голос совести словами: «Он же сам виноват, он же сам виноват. »
Вовремя подоспевшая затрещина от старшеклассников, предотвращает совершение жестокого отношения и заставляет рассказчика одуматься. Удар принес ему облегчение из-за того, что он будет освобождён от совершения подлости: «С меня словно свалилась грязная корка. »
15.3 Как вы понимаете значение слова РАСКАЯНИЕ? Сформулируйте и прокомментируйте данное вами определение.
Раскаяние – это чувство сожаления, которое мучает человека после совершения дурного поступка по отношению к кому – либо. Раскаяние как голос совести – чувство, свойственное только подлинному человеку, способному осознать содеянное им зло.
Так, рассказчик идёт на поводу у одноклассников, хотя прекрасно понимает, что поступает неправильно. Ему необходимо было найти препятствие в лице старшеклассника, чтоб предотвратить неисправимую ошибку, сохранить чистоту своих помыслов и раскаяться («До чего ж хорошо, что я не успел!»), в итоге почувствовав «только отвращение к себе».
В жизни каждого человека наступает момент, когда совесть берет за живое. К сожалению, не всегда она подоспевает вовремя. Однажды я столкнулась с ней лицом к лицу, только она немного опоздала. Я не пришла на помощь человеку, которому она была необходима, прошла мимо него, сидящего в бессознательном состоянии. «Другие помогут, я здесь не одна» – такие были у меня мысли на тот момент. С того дня чувства сожаления и раскаяния засели во мне на долгое время.
Пример сочинения ОГЭ 9.3 (15.3) по тексту В.П. Крапивина "В классах – особенно там, где одни мальчишки – часто бывает по два командира."
Как Вы понимаете значение слова РАСКАЯНИЕ ? Напишите сочинение-рассуждение на тему " Почему важно уметь признавать свои ошибки? "
Исходный текст
Что такое раскаяние? На мой взгляд, раскаяние – это сожаление о содеянном, умение признавать свои ошибки. Это очень важное состояние души, оно позволяет человеку лучше понять себя, а также помогает не повторять своих ошибок впредь.
Чтобы подтвердить эту мысль, обратимся к тексту В.П. Крапивина. В данном тексте автор рассказывает нам историю о том, как мальчика по прозвищу Турунчик класс несправедливо обвинил в доносительстве и решил наказать. Во время наказания один из учеников рассказывает о своих ощущениях, о том, что у него не было злости на Турунчика, но чтобы себя оправдать, он мысленно повторял: «он же сам виноват». Казалось, герой понимал неправильность происходящего, но не мог остановить желание возмездия. Когда в избиение вмешались старшеклассники, рассказчик испытал облегчение: «я словно очнулся». Он уже осознал, что он поступил плохо, раскаялся в том, что хотел причинить боль своему однокласснику, и тогда, как он сам говорит, с него «свалилась грязная корка». Этот пример показывает, насколько важно уметь признавать свои ошибки, ведь признать ошибку – значит стать лучше, не допустить больше такого поведения в будущем.
Примеры раскаяния можно найти и в других произведениях. Так, в романе Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» главный герой Р. Раскольников совершает страшное преступление, но в душе его неспокойно, он не может оправдать содеянное никакими причинами. Когда наступает раскаяние, ему самому становится легче от осознания того, что больше не нужно прятаться от самого себя. К сожалению, исправить такое страшное преступление невозможно, но можно предотвратить другие. Этому учит произведение Ф.М. Достоевского.
Человек не всегда поступает правильно, он совершает ошибки, творит зло. Раскаяние – единственное средство, которое способно остановить зло, которое совершает человек. Если бы каждый человек умел анализировать свои будущие поступки, возможно раскаяние бы и не понадобилось.
– Спасибо… А почему ты… мне?
– Нипочему. Так, – вздохнул я.
Чувствовал, что виноват перед ним. Даже не только перед ним, а вообще. И этот грех (пожалуй, самый крупный в своей жизни) мне тоже не хотелось уносить с собой.
Как хорошо все-таки, что я тогда не успел ударить его…
В классах – особенно там, где одни мальчишки – часто бывает по два командира. Один – какой-нибудь образцово-показательный активист, назначенный школьным начальством в председатели или старосты. Другой – ребячий император, утверждающий свою власть крепкими кулаками и презрением к школьным порядкам. Чаще всего это амбал-второгодник. Но в нашем классе амбала не было, и Ким Блескунов успешно верховодил всюду. И на пионерских сборах умело командовал, и в тех делах, которые не нравились учителям. При этом всегда оставался уверенным в себе, спокойным и яснолицым, как мальчик с плаката «Отличная учеба – подарок Родине».
Он-то и приговорил Турунчика к публичной казни.
Дело было в конце сентября. Мишка Рогозин и Нохря перед уроком рисования натерли классную доску парафиновой свечкой – фокус известный: мел скользит, следов не оставляет. Конечно, крик, скандал: «Кто это сделал?!» Два дня разбирались, а завуч наконец как-то выведала виновников. Ну, досталось им, как водится, и в школе, и дома… И кто-то пустил слух, что наябедничал завучихе Юрка Турунов. Не знаю, почему так решили. Может, потому, что за день до этой истории Нохря довел Турунчика до слез и у кого-то появилась мысль: он, мол, в отместку заложил Нохрю. А может, просто потому, что был Турунчик робкий и безответный.
Конечно, он беспомощно мигал и бормотал:
– Да вы чего… я никому… Меня даже не спрашивали…
Но от этого уверенность в его вине только крепла. Коллектив – большая сила, и для пущего единения нужно ему общее дело. А если нет дела, то хотя бы – общий враг. Кимка внес в это настроение конкретность:
– Завтра после уроков будем Турунчика бить.
Все шумно поддержали его. Только Илюшка Сажин сказал:
– Все на одного? Так нельзя.
– Нельзя, если честная драка, – разъяснил Блескунов. – А тут не драка, а наказание. Фискалов били сообща во все времена, книжки читать надо…
Кимка назначил для исполнения приговора «бригаду». Десять человек.
– Ты… Ты… И… – он глянул на меня, – ты, Патефон. А то одно только знаешь: хор да хор, совсем оторвался от класса.
Почему я согласился? Мало того, даже обрадовался.
На следующий день мы зорко следили, чтобы Турунчик не сбежал. А после уроков повели его в дальний угол двора, за длинное здание мастерской. Турунчик похныкивал и упирался, но очень вяло: видать, совсем обмяк со страху.
За мастерской торчал высохший тополь, который завхоз дядя Гриша не успел еще спилить на дрова. Кимка распоряжался спокойно и обдуманно, только слегка разрумянился. Турунчика заставили обнять корявый толстый ствол. Суетливо связали приговоренному кисти рук снятым с него же чулком. Я держался в сторонке, ощущая незнакомое до той поры замирание: смесь боязни и стыдливого сладковатого любопытства. Турунчик молчал, только что переступал рыжим брезентовым полуботинком и босой, голой до колена ногой.
Блескунов достал из новенького портфеля орудие возмездия. Это была велосипедная камера – сложенная вдвое, слегка надутая и перевязанная в нескольких местах.
– У, мягкая, – сказал Нохря. – Такой не больно.
– Нет, почему же, – возразил Кимка. – Довольно чувствительно, если по открытой спине. На себе попробовал… – И добавил со значением: – К тому же в наказании главное не суровость, а неизбежность. – Наверно, он повторял слова своего милицейского папы. – Ну-ка, задерите на нем…
Турунчик был в хлопчатобумажном полинялом свитере сизого цвета – широком и обвисшем. Свитер легко задрали выше лопаток. А майка никак не выдергивалась из штанов.
– Расстегнуть надо, – решил Нохря. Сунул пальцы между Турунчиком и деревом, зашарил. – Где там у тебя пуговица…
Он возился, и все молчали, только сопение было слышно. Турунчик вдруг сказал сбивчивым полушепотом:
– Да не там… Сбоку пуговица…
Что это он? От собственной виноватости впал в окончательную покорность? Или просто хотел, чтобы скорее все кончилось?
Майку тоже вздернули почти до шеи и велели держать Валерке Котикову – маленькому и послушному. Турунчик прижался к дереву, чтобы не съехали расстегнутые штаны. Блескунов размахнулся и огрел его камерой – с упругим резиновым звоном. Турунчик дернулся, помолчал секунду и осторожно сказал:
– Конечно, «ай», – согласился Кимка. – И еще будет «ай». А ты как думал? – Он протянул черную колбасу Нохре: – Теперь ты. Надо, чтобы каждый по разу.
Шумно дыша, полез вперед Гаврилов:
– Я следующий… Можно, я еще за Котика, а то он не сумеет? А я хочу…
Меня обволакивала обморочная слабость. Но – вот ведь какая гнусность! – я тоже… хотел. Понимал в глубине души, какое это грязное дело, но щекочущее желание было сильнее – стегнуть с оттяжкой по тощенькой белой (не загорал он летом, что ли?) спине с глубоким желобком и черными зернышками-родинками. Злости на Турунчика у меня не было ни малейшей, и, чтобы оправдать себя, я мысленно повторял: «Он же сам виноват… Он же сам виноват…»
Нохря тоже ударил. Турунчик опять дернул спиной, но промолчал. В резину вцепился Гаврилов… И в этот миг я услышал тяжелый топот. Несколько старшеклассников стремительно выскочили из-за мастерской, и впереди – Игорь Яшкин, известный в школе футболист и художник. Я первый оказался у него на пути. Голова моя как бы взорвалась белыми искрами от оглушительной оплеухи. Я покатился в пыль, был поднят за шиворот и упругим пинком отправлен в колючие сорняки у забора. Сквозь них, пригибаясь, я добежал до школьной калитки и потом еще квартал мчался по переулку. Отсиделся только в сквере у городского театра.
Горела щека, гудело награжденное пинком место. Мелко тряслись колени. И все же… все же сквозь страх и стыд, сквозь обиду на Яшкина я чувствовал растущее облегчение.
Я словно очнулся. До чего же хорошо, что я не успел! Вовремя данная благодатная затрещина встряхнула мне душу и все расставила в ней на нужные места. Уже и обиды на Яшкина не было. Только отвращение к себе. И ко всему, что мы затеяли там. Какое счастье, что мой портфель на шнурке через плечо – я умчался вместе с ним. Возвращаться сейчас туда, за мастерскую, было бы выше сил…
На перекрестке я умылся у колонки и побрел домой. Все-таки какое же везение, что не успел ударить… С меня словно сваливалась грязная корка…
А Блескунов на следующий день как ни в чем не бывало сказал Турунчику:
– Говори спасибо этому Яшкину. А то задали бы тебе полную порцию…
– Все равно я не ябеда, – тихо сказал Турунчик.
Но ему не поверили. Или сделали вид…
Я отдал Турунчику пистолет и отнес в тайное место среди репейников на склоне оврага собранный для путешествия портфель. Чтобы завтра уже не хлопотать о нем… Переночевал дома последний раз, взял кораблик и пришел вот сюда, где стою теперь по колено в воде и смотрю, как искрятся от электрической свечки золотистые иконные нимбы… Две головы – Мать и Сын…
Я, конечно, не верю, но все-таки… в груди такая теплая ласковость, хотя ноги в воде совсем заледенели. Ничего, уже недолго.
«Помоги мне в пути…»
Потом я попрощался глазами с корабликом по имени «Обет» и выбрался на солнце. Какое лето вокруг, какая теплая земля и трава! И яркий свет! Я зажмурился. Затем открыл глаза… и увидел Эльзу Оттовну. Она стояла на кромке овражного берега, ждала меня.
Что делать, я выбрался наверх. Остановился. Бормотнул «здрасьте» и – глаза в землю.
Она не стала врать, что встретила меня случайно.
– Я тебя искала. Увидела, пошла следом, а ты исчез. Хотела уже вниз лезть, на разведку…
– Петя… Очень-очень большая у меня просьба.
Я знал, какая просьба.
– Вернись, а. Ну если не насовсем, то хотя бы сегодня. У нас такой ответственный концерт. Без тебя так плохо! Ведь «Песня Джима» наш лучший номер… Петя…
