Содержание
Автор книги: Екатерина Безымянная
Жанры:
Прочий юмор
Современная проза
Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Судьба-шлюха
Утром я вышла от клиента, который купил ночь и до самого утра мурыжил меня с перерывами на чай, кофе, сигаретку. Состояние у меня было – совсем не ахти. Трусы лежали в сумке.
Закурила возле лифта, спускаться по лестнице не было ни сил, ни желания. Лифт отчего-то не ехал.
Я чертыхнулась и поползла вниз на полусогнутых ногах. Через три этажа поняла: это легче, чем казалось сразу.
И вдруг вижу – воздушные шарики. Много.
И чуть снизу – молоденькие девочки в розовых платьях ползают по лестнице, как крабики. Улыбаются, лепят разноцветные листочки на стену вдоль ступенек. И на подоконнике оставляют конфеты. Ну да, конечно, свадьба.
Кто его вообще придумал, этот выкуп? Носится по лестнице туда-сюда, во главе с другом друга, толпа людей, и с ними обязательно фотограф – щелкает скучающие лица гостей, которым еще не налили. А жених, как дурак, должен по отпечатку помады на листочке в клеточку угадать, какую из этих бумажек чмокнула невеста.
Проходила мимо, забрала пару конфет. Со вчерашнего дня ни крошки во рту не было. Посмотрели на меня, как на врага народа. Я ехидно улыбнулась в ответ. Да пошли вы, подумала, подружки, блин, невесты. Вы б так прыгали восемь часов на мужике, чтобы «Мишек на Севере» зажимать. И мне вдруг стало отчаянно зло. Куклы, двадцатилетние куклы! У каждой – акриловый френч на ногтях, ресницы, как у Белоснежки в ее лучшие годы, кожа мандаринового цвета (странно, что еще не трескается, кажется, осталось вот-вот) и волосы длинные и густые. У двоих из трех – нарощенные.
Эдакие искусственные барби. Это их мужья будут жаловаться потом, что они за волосы держать не разрешают, да и вообще лежат как бревна. И посуду не моют…
Выходила из подъезда с мыслью о том, что свадьба лично мне чертовски портит настроение. Наверное, есть такая зависть, с которой даже мне трудно справиться. Меня такое вряд ли когда-либо ждет.
Открыла дверь парадной, а на улице – люди. Много людей. И у всех растерянность на лицах.
Дверь пропищала, все обернулись, но быстро потеряли ко мне интерес.
И я хотела уже было пройти мимо, но вдруг поняла, что с ними со всеми не так. На фоне машин с куклами и ленточками стояли люди в черных повязках. И чуть поодаль – автобус с надписью «Ритуал».
«Чушь какая-то», – вдруг подумала я и остановилась. Дальше мои мысли напоминали хаотичное движение молекул: кто-то очень не хочет этой свадьбы – решила я спустя минуту.
Не успела я додумать эту мысль, как прибыл жених.
Жениха вообще на свадьбе как-то сразу видно: по костюму, по цветочку, втюханному добрым другом в карман пиджака, по блаженной улыбке… По ошалелым глазам, в которых всегда непонимание: то ли он делает ошибку века, то ли принимает в этот момент самое правильное в своей жизни решение.
У этого конкретного жениха, прибывшего со свитой аж на трех машинах, битком набитых молодыми самцами, блаженная улыбка на лице быстро сменилась удивлением. Он вышел из машины, к нему быстро подбежал какой-то мужчина, что-то сказал, и я увидела, как за какую-то секунду лицо жениха сменило выражение со счастливого на абсолютно паническое.
Я не смогла уйти. Я, в ожидании развязки, села на ближайшие качели и вся превратилась во внимание.
Подходили люди, смешиваясь в дикую какофонию из разноцветных нарядов, светлых праздничных костюмов и черных траурных одежд. Подходили девушки в ярких платьях, с огромными охапками красиво упакованных букетов, и заплаканные женщины всех возрастов, в черном, все с теми же цветами. Только они были с лентами.
Это все напоминало дикий, жуткий фарс.
Гадкое, неожиданное совпадение, которое может присниться только в кошмарах.
Свадьба совпала с похоронами. В одной и той же парадной кто-то умер и кто-то собрался жениться. И случилось это в одном месте в один день.
Я задержалась надолго. Видела, как накрашенные куклы, узнав о предстоящем, недовольно вытаскивают из подъезда все подготовленные шарики и охапки цветной бумаги. Как они курят свои тонкие сигареты, облокотившись на капоты иномарок, и рассуждают о том, что мог бы этот человек умереть и в более подходящее время, и почему они должны из-за того, что кто-то там подох, отменять выкуп, к которому готовились несколько дней.
Люди бывают чудовищно злы.
Разноцветные гости прибывали, свадьба ожидалась с размахом. А с другой стороны к парадной все подходили и подходили люди в черном.
Я наблюдала. Совершенно расхотелось спать. Мишка, который на Севере, быстро растаял в руке.
Гроб вынесли раньше.
Куклы грустили в сторонке. Кажется, в этот момент они хоть что-то поняли.
Невеста, к счастью, не выскочила следом.
Жених маялся и орал кому-то в трубку, что они безбожно опаздывают на регистрацию. Безбожно.
Он так и сказал. Хорошее слово подобрал, правда.
Невесту я ждать не стала. Встала и пошла к дороге.
Кто-то в толпе говорил, что хоронят молодую девушку, погибшую в аварии.
Разноцветная жизнь
Звонит мне Лиза, говорит – можно приеду?
Здрасьте, гости дорогие, заходите – всегда рада. Дома одной, как назло, очень скучно.
Через час врывается Лиза. Нет, не входит – именно врывается. Видно – злая как черт, с собой бутылка виски, помидоры, шоколад, пачка сосисок, банка соленых огурцов и зачем-то упаковка селедки.
Вываливает это все на стол, и мне понятно сразу – была не в себе, мела с полок не глядя.
Падает в кресло, нервно закуривает, четким броском со всей дури отправляет пачку в стену и говорит – не мне, явно в пространство:
– Оппа! – смеюсь. Лиза, когда злая, становится очень забавной. – А что случилось-то?
– Ой, Кать, давай налей мне, – и снова, в никуда, – нет, я его точно прибью, скотину! Блин, ну это ж надо было так! Ну сссука!
Искры из ее глаз явно грозятся прожечь мне ковер.
Вечер намекнул, что будет интересным.
Я несу стаканы, тащу пепельницу, режу сосиски, достаю колу и украдкой тяну один огурчик.
Лиза курит, я наливаю, мы молча чокаемся, пьем, и я нетерпеливо спрашиваю:
– Вот! – нервно говорит Лиза и достает из сумки бланк.
– Чейта? – спрашиваю, но скорее для порядка. Я прекрасно вижу, чейта.
– Трепак! – орет Лиза. – Трепак с трихомонадой! Вот чейта!
– Ой! Так тебе же, значит, пить нельзя? – от неожиданности я зачем-то выдаю не слишком уместную в этой ситуации сентенцию.
– Ну да, блин, Америку открыла, – издевательски отвечает мне Лиза, – …убью его! Зараза!
– Зараза, – подтверждаю я, – а кто?
И она взрывается на полчаса.
Если совсем кратко, то дело было так: Лиза в очередной раз взяла себе «отпуск» и, прожигая заработанные деньги, познакомилась в клубе с прекрасным барменом, внешне сильно смахивавшим на греческого бога.
Бармен, со слов Лизы, был высок, широкоплеч и синеок настолько, что устоять было ну просто невозможно. Лиза и не думала крепко держать бастионы и сдалась почти без боя. Точнее, легкий бой все-таки случился – ибо за его прекрасную тушку у барной стойки сражались глазами не менее десятка волооких дев в декольте и мини.
Лиза вышла победителем и уволокла добычу в одно лицо. Впрочем, добыча тоже, видимо, оказалась сражена рыжеволосой Лизой наповал и была совсем не против.
Следующие три дня они провели у него дома, ломая кровать, стол, стул и чуточку перила в подъезде. На четвертый Лиза поняла, что влюбилась, и, чего с ней ранее не случалось, с удовольствием мысленно с десяток раз проиграла в голове их совместный проход от лестницы в загсе аж до самого стола регистраторши.
Ну, значит, чтоб и в печалях и в радостях… и во веки веков.
Влюбленным голова особо ни к чему, а потому в тот же день Лиза от своей избавилась.
Ну, то есть, когда синеокий прелестник, поморщившись, капризно сказал, что ему поджимает резиновый друг и без оного было бы намного лучше и романтичнее, она недолго думая наманикюренными пальчиками стянула презерватив и предалась незащищенной страсти нежной.
Когда через недельку у сияющей от страсти Лизы слегка зачесалось, она не придала этому значения и купила свечи от молочницы. Ну с кем не бывает?
Когда стало ясно, что со свечами что-то не сладилось, она понеслась к врачу. Тетя-гинеколог выслушала Лизу, ухмыльнулась, поковырялась, рассмотрела, понюхала, мазнула и велела приходить через несколько дней.
На этом Лиза начала слегка трезветь и на все страстные заезды синеокого героя предпочла пока не отвечать.
Окончательно Лиза поняла, что с загсом, наверное, все же не сложится, когда получила на руки бумажку, в которой черным по белому…
– И вот ты прикинь! – бушевала она, сидя в моем кресле. – Ты прикинь! Восемь лет! Восемь лет я работаю проституткой, и такое было, что и не приснится, но ни разу – ты понимаешь, ни разу! – я нигде и ничего не подхватила! Никогда и ничего! Ни единого раза! Я даже с Кипра ни букета, ни веточки не привезла! Потому что, блин, головой думала! Чтоб я – и без резины?!
А тут, блять, от какого-то бармена! По любви, блять! Убью суку! Я его убью.
Во втором часу ночи основательно набравшаяся с горя Лиза ушла от меня убивать своего трихомонадистого греческого бога.
Так вот, мораль сей басни.
Иногда кто-то нет-нет да и скажет, что, мол, от проституток вся зараза. Что и подцепишь там все что хочешь, и все такое…
Нет, зайки. То есть так, конечно же, тоже бывает. Никто не застрахован. Да только не так все однозначно. Потому что мы предохраняемся. Предохраняемся лучше и тщательнее, чем обычные женщины, которые по любви.
И следим за этим. И головы не теряем.
А Лиза-то, проститутка Лиза с ее опытом, за восемь лет не заболевшая ни разу, потому что голова была на месте, умудрилась попасть в типичную ловушку для влюбленных дев – триппер по любви.
Обычные девушки как поступают?
Полюбила и дала. А потом – ты ушел, а я ждала.
А потом бежит в поликлинику и удивляется, откуда у нее там букет.
Ну откуда букет? Да от любви, понятное дело. От незащищенной. Конечно, а то ведь презервативы – это ж неудобно, чувствительность снижается, итить. И вообще, презервативы – это ж не романтично ни разу.
А таблетки у нас вагинальные уже, между прочим, и от заразы всякой предохраняют, да. А вы не знали? Вот.
А девочки многие, которые по любви, – знают. И несут эту мысль, не думая головой, не читая инструкций.
Только вот врачам еще не рассказали.
Венерологи бедные мучаются в неведении.
Зато всем есть занятие. Венерологам – лечить, фармацевтам – продавать, а жертвам страсти нежной и незащищенной – обещать себе, что больше – ни-ког-да!
А потом все по новой.
Предприимчивый малыш
Лиза часто объявляется внезапно. Суббота, день, я сижу дома, и тут в телефоне: «Быстро ко мне, приедет клиент, желает двоих».
Собираюсь я действительно быстро – деньги очень нужны. Звоню в такси. Голос милой девушки говорит мне, что в ближайший час такси не будет. В другом – чуть меньше, предложили ждать всего сорок минут – машины заняты. Все. В субботу. Днем. Заняты. Вот куда все ездят в субботу днем – не понимаю. Мне всегда казалось, что большинство дома у телевизоров штаны протирает – а нет, ездят.
И я выбегаю на улицу и поднимаю руку. Через десять секунд передо мной красиво, с визгом тормозит «жигуль»-«копейка». Старый-престарый, явно видавший и Крым, и Рим, и трубы тоже. И цвет у него потрясающий – болотный. Красотища! А внутри молодой человек.
Озвучиваю половину стоимости моего такси.
И зачем я только села?
Мы успели проехать метров двести. В тот момент, когда я, было, приготовилась расслабиться и достать из сумки косметичку, водитель говорит:
– Вы, девушка, не облокачивались бы так на сиденье…
– Почему же? – удивленно спрашиваю я.
– Слааабенькое оно у меня, – он произносит это особенно, с любовью, растягивая буквы. «Слаабенькое».
«Ну ладно», – думаю я и стараюсь держать спину ровно.
Через минуту я решаю, что надо б закурить.
– А мы в машине-то, надеюсь, курим?
– Курим, – довольно отвечает он и… дает мне в руки банку. Консервную. От тушенки.
Пепельниц в дверях нет, судя по всему, еще с античных времен.
Я отмечаю про себя, что курить в машине с банкой от тушенки – это крайне оригинально, и прошу открыть окно.
– А не открывается, – говорит он мне с усмешкой.
– А стекло выпадает, – он совершенно спокоен.
Зато мне становится вдруг не по себе. Вот же ж привела нелегкая!
Следующие пять минут я курю, мы едем молча. Ровно до тех пор, пока я не замечаю, что под ногами у меня – картонка. И под картонкой как-то странно мягко. Я чуть расставляю ступни по краям картонки и интересуюсь вкрадчиво, показывая глазами на пол:
– Ой, – говорит он мне тоном «только вспомнил», – вы только туда не наступайте. Там дыыыырка…
Я молчу, и мне немного страшно. Потому что когда ты едешь в машине, а у тебя под ногами дырка – это вовсе не смешно. В голове рождается картинка: вот картонка сминается, я попадаю ногами в эту дырку и бегу, с машиной на поясе, на манер циркового клоуна, облаченного в костюм лошадки.
В этот момент мне приходит в голову, что надо бы попристальнее рассмотреть водителя. Молоденький, лет 18–20. Хочет казаться старше и серьезнее – я это понимаю.
Равно как и то, что мы вдруг изменили маршрут. И едем не совсем туда, куда мне надо, а совсем в другую сторону.
Я настораживаюсь. Я поворачиваюсь к двери. Ну, чтобы выпрыгнуть, что ли, в случае чего. И в этот момент понимаю, что ручки на дверях нет. То есть отсутствует вообще, как вид.
И меня накрывает паника. Я интересуюсь осторожно, стараясь не выдать дрожь:
– А чего это мы в другую сторону-то едем?
– Да вы не переживайте, – говорит он мне, и дальше происходит то, чего я вовсе не жду. Он достает из-под сиденья жестянку с пивом, – гаишников объезжаем. Там у них пост.
– А че объезжаем-то? – ехидно спрашиваю я.
Ответ понятен. Но нет, не совсем.
– Да у меня прав просто нет…
И я впадаю в астрал. Машина разваливается, за рулем бухает, прав нет. Через полминуты прихожу в себя:
– А не страшно без прав? Машинку-то, если что, на штрафплощадку…
– А чего бояться-то? – спрашивает он спокойно. – Прав у меня и не было, а машина – так и фиг с ней, в самом деле…
– Как это не было?! – почти кричу я.
– Ну вот так, – он спокоен, как удав, – откуда ж им взяться, мне только пятнадцать лет.
Если бы я не сидела, я бы точно упала. Но рот у меня открылся так, будто меня уговорили даром на минет, а член оказался огромным.
Короче, все оказалось очень просто. Предприимчивый малыш заработал курьером 200 баксов, купил в хлам убитую тачку, починил ее своими же руками и вышел зарабатывать бабло.
Он бомбил, пока в один момент его не остановили гаишники. По закону единственное, что они смогли сделать, так это изъять тачку. Мальчонка не расстроился и на набомбленные деньги купил себе новую развалюху.
Сказал, зарабатывает на оплату института. Осталось совсем немножко. Скоро будет шестнадцать, и все станет не так гладко.
Я не юрист, я не знаю, что будет после шестнадцати. Но мальчик ведь – умничка. Пиво пить, конечно, плохо за рулем, но кто из нас без пороков?
Маленькая шлюшка
Даже девочкам моей профессии иногда чертовски хочется мужика. Да, и мне тоже.
Нет, те, которые приходят на часок и деньги оставляют – это совсем другое.
А хочется для души. И чтобы был такой – ну прям мужик-мужик. Чтобы сначала обаял, чтобы флюиды, феромоны, хочу-хочу-хочу, и потом такой весь сильный, крепко взял, сказал «я сам» – и сделал хорошо.
И я бы лежала и млела.
И была бы простой и классно оттраханной бабой. Ммммм!
Вот никуда от этого не деться, видно, генетическая память. Девки любят, когда их покоряют и подминают. И чтоб мужик был волевой и сильный.
Есть в этом особый бабский кайф.
На той неделе мне немало повезло.
Он подвез меня от спортзала. Ну, по дороге, понятно, как дела, как зовут, немного комплиментов, ах, не хотите ли на кофе, давайте завтра, все дела…
И это был мужик. Вечер перестал быть томным еще в самом начале, когда он, высокий, крепкий и красивый, сидя рядом за столиком, положил мне руку на коленку и посмотрел мне в глаза так, что я растаяла и потекла.
«Альфа-самец», – решила за меня моя коленка, и стало ясно: дам. Не задумываясь.
Ах, девки, это надо было слышать: глубокий хриплый голос с нотками настоящего, грубого секса – он рассказывал мне о себе.
Я не знаю почему – то ли карма у меня такая, то ли флюиды – но мужчины меня не стесняются. Он тоже был раскрепощен, и в следующий час по этим крепким и властным рукам, по слишком прозрачным намекам, по темным глубоким глазам я поняла – мужчина в теме и знает, как.
Мы говорили про секс, и было ясно: этот – верхний; сожмет, заставит, подчинит. Да он и не скрывал.
Я так соскучилась по этому! По сильному мужику…
Не знаю, какие остатки мозга удержали меня от того, чтобы отдаться ему сразу, в тот же вечер, можно прямо за столом.
Наверное, игра была слишком хороша, и я решила растянуть.
На вторую встречу я летела. И спустя час, за тем же столиком, когда он, глядя мне в глаза, хрипло сказал: «Поехали, сучка, я тебя трахну», я была в таком кисельно-томном состоянии, что чуть, ей-богу, не забыла куртку.
О, это была страсть!
Всю дорогу в такси мы целовались. Он был так восхитительно груб…
Через полчаса мы были у него.
В комнате был эротичный полумрак, мой герой сидел напротив в джинсах и рубашке.
Я полулежала на кровати перед журнальным столиком, свесив ножку на пол, и пила вино; я была уже почти голая и согласная; я уже чувствовала, как он схватит меня грубо этими сильными руками, завалит и сделает все, что хочет… Да что там, я была мокрая насквозь.
Он сидел напротив, как-то слишком серьезно смотрел мне в глаза, и в тот момент, когда стало ясно – у меня там уже можно рыбок запускать, он схватил бокал, нервно глотнул, и…
…Упал на колени. Ну да, шарахнулся на пол, наклонился, подполз и схватил губами большой палец на моей ноге.
Я взвизгнула и обалдела.
Он выпустил мой палец, по-щенячьи глянул мне в глаза и громко зашептал:
– Хочешь, я буду твоей шлюшкой?
– Эээ… кхх? – спросила я и подумала, что челюсть мою, пожалуй, стоит ловить где-то возле пола.
– Делай со мной все, что хочешь, моя госпожа. Я буду делать то, что ты скажешь. Я твоя маленькая шлюшка…
– Эээмммм… а ты не хочешь меня трахнуть? – я, как дура, все еще надеялась, что в нем проснется тот грубый альфа-мачо, который сидел рядом со мной чуть меньше двух часов назад.
Он стоял на коленях и молчал.
– Эээй, может, ты встанешь? – потихоньку раздражалась я.
Он помотал головой и тускло спросил:
– Я тебе не нравлюсь?
Вот это ж надо было так попасть!
Я люблю сильных, властных, грубых мужчин. Я люблю, чтобы меня покрепче…
Но оно, вот это вот, стояло тут на коленях, потому что, блин, мой внутренний голос два дня назад мне нашептал: «Вот это, Катька, мачо…»
Внутренний голос, сволочь, хмыкнул, стыдливо забился в уголок и сказал: «Прости, ну облажался…»
Ситуация была комичная. Я сидела в одних трусах и в шоке, а мой коленопреклоненный мачо, похоже, и не думал вставать.
– Ну… – неопределенно сказала я, – нравишься, но… я как-то рассчитывала на другое.
– Ты не можешь быть госпожой? – безнадежно спросил он.
– Нет, я-то все могу, – взорвалась я, – но ты бы хоть предупреждал заранее, что ли…
– Прости, – шепнул он и потянулся целовать мою ступню, – прости свою маленькую шлюшку…
Расстегнул ремень и начал стягивать джинсы. Он был без трусов.
– Ты меня накажешь? – спросил он с надеждой.
– Ремнем, что ли? – вдруг развеселилась я.
– Хочешь, ремнем, – шептал он, – а хочешь… сейчас…
Он подскочил и растворился в другой комнате.
– Бля! – сказала я вслух.
Мой прудик пересох, и рыбки сдохли.
Вернулся он с наручниками, довольно крупным фаллоимитатором и тюбиком дешевенького крема. Для рук.
– Ты бы смазку купил, что ли, – скептически хмыкнула я, – копейки ж стоит.
– Прости, – залепетал он, – на следующий раз возьму.
Снял джинсы, встал на четвереньки и уткнулся в пол…
И в следующий час я отрабатывала вполне себе рабочую программу и думала, что это ж надо иметь такое дурацкое счастье, чтобы из всего, блин, пятимиллионного города умудриться познакомиться именно с таким – со шлюшкой, ползающей на коленях, смотрящей в пол и визжащей от восторга с крупными предметами в непредназначенных местах.
– Слушай, – заорала я из ванной, отмывая потом руки от крема, – а зачем был этот цирк в кафе? Ты что, не мог сразу сказать, что ты такой?
Я вышла из ванной и начала одеваться.
– Ну неет, – проблеял он, все еще лежа враскорячку на полу, весь в этом белом креме, – я и правда люблю пожестче, а это… ну… вот… я…
– Ага, – съязвила я, – вот только надо было уточнить, кто кого будет пожестче. Мачо, блин!
И вызвала такси.
Ко мне он так и не притронулся. Да я уже и не хотела.
Екатерина Безымянная. Разноцветная жизнь. Отношения и зависимости
Подруга рассказывала однажды, как пыталась вытаскивать из прогрессирующего алкоголизма человека, на которого положила почти два года своей жизни.
Выпивая он не был буйным, наоборот, растекался и улыбался, но пил сильно и много, утверждая при этом, что так – ну конечно же! – делают все.
Пил каждый день, после работы. И на выходных – тоже всегда. Не с утра, нет, но до вечера не дотягивал.
Вечерний ритуал – литр пива и шкалик. Иногда – просто пиво, но тогда лучше два. Иногда – литр пива и целая бутылка. Иногда просто бутылка, без пива.
Каждый день. Каждый день. На выходных – не особо ограничиваясь повседневными нормами, когда была возможность.
Он был уже в той стадии, когда лицо приобретает характерную одутловатость, которую ещё можно списать на некоторую "откормленность", но если присмотреться, то ясно, что причина этой припухлости – отнюдь не лишний вес.
Она говорила, что за почти два года с ним по пальцам рук могла бы перечислить дни, когда он был полностью сух.
Понятно, что на это хобби уходила львиная доля из им заработанного. Впрочем, даже не это парило (хотя и это тоже!) – она и сама зарабатывала очень неплохо. Просто… блин, да просто жаль, если мужик бездарно сгинет в тридцать пять лет. Плюс инстинкт самосохранения уже кричал, что, находясь рядом с вечно весёлым человеком, сложно не начать веселиться за компанию. Она, было, поддерживала его в конфетно-букетный, потом как-то поняла, что конфет хочется всё меньше, а винных букетов – больше, и взяла себя в руки.
Она даже собиралась завести календарь, в котором красными крестиками отмечала бы дни его нетрезвости.
По задумке она должна была показать потом ему этот календарь, и он, видя сплошь красные дни, должен был бы осознать и задуматься.
Так намертво прошиваются созависимости: вытягивать, спасать, внушать, объяснять, показывать на пальцах… то, что понятно и так.
Она рассказывала, как однажды ночью поняла, что он спит, покрытый ледяным потом. Это продолжалось несколько ночей, и она испугалась.
Наутро она серьёзно подняла вопрос кодировки. Не в первый раз. Естественно, он снова утверждал, что никакая кодировка ему не нужна.
Тогда она подумала про капельницы на дому, которые ставят, чтобы хотя бы немного вывести из непрекращающегося месяцами пьянства, сделать паузу.
На капельницы он с радостью согласился.
Нашла медсестру на дом, созвонилась, договорилась на время. Сообщила ему.
Двумя минутами спустя прояснилось: он и не собирается прекращать даже сразу после капельниц. А сами капельницы – это же неплохо, почистить организм. Медсестру отменили, смысл деньги на ветер спускать.
Однажды она уговорила его на лечение в клинике. Не хочешь просто кодировку? Окей, будет тебе комплексная помощь, со всеми специалистами, включая психолога. Он сказал, мол, да, да, хорошо, ну и займись этим…
Она прошерстила интернеты и нашла подходящую клинику, узнала про курсы и цены. Они собрались и приехали. В кабинете главврача их пригласили за стол.
Нарколог, моментально определивший по лицам, кому тут нужна помощь, обратился к нему:
-Ну рассказывайте, с чем приехали.
Он тут же сделан недоумевающий вид, развёл руками, показывая на неё:
-А я не знаю, зачем она меня сюда привезла, у меня проблем нет.
Нарколог провёл небольшую беседу с обоими, но объяснил ей потом наедине, мол, понимаете, мы-то помогаем, но только при решимости самого пациента, пока он сам не захочет – всё это почти бесполезно. А тут – ну сами видите.
По дороге из клиники она чуть не плакала. Он тянул её побыстрее в какой-нибудь тенёк, а то жара. Тенёк нашёлся под зонтиками ближайшего бара, пиво очень утоляет жажду.
Они разошлись потом. По совокупности причин.
Насколько известно, у него – всё по-старому.
Знакомая неделю назад ушла от мужа. Вчера собрались на посиделки.
Разводы – это всегда очень интересно, интереснее, чем начало. Потому что в начале есть горячка, но нет экшена. К моменту разрыва экшена, бывает, набирается столько, что хоть бы унести.
Женаты шесть лет, детей нет. Он – очень красивый, видный, если со стороны смотреть, то "даже непонятно, что он в ней нашёл".
То есть, нет, она тоже девка интересная, но он из того самого, точёного, идеально прорисованного типа мужчин, глядя на которых подобный вопрос можно задать едва ли не про любую спутницу.
Но если пару близко знать, то понимаешь, что расклад там совсем не такой, как кажется со стороны. И по уму, то задавать бы этот вопрос наоборот. Не что он, а что она.
Потому что если знать, то становится понятно, кто держит семью на плаву.
В смысле, кто там бутафорская витрина, а кто – трудовая лошадь. Хотя так-то и не скажешь, ему всегда прекрасно удавались видимости всего.
На людях это была классически эталонная пара: оба хорошо одетые, улыбчивые, под руку, благополучные со всех сторон ребята.
Но кто знал, тот понимал, что благополучие это несколько… стирается одним малоприятным моментом, скрытым от посторонних глаз: он очень не прочь выпить.
Всегда любил. Но то, что в двадцать восемь ещё не сильно критично, до тридцати четырёх успевает конкретно набрать обороты.
Так что если какие барышни и могли бы позавидовать его жене, то лишь те, кто не видел всех его сторон.
А изнутри семейной жизни расклад получался таким: человеком он был проблемным.
Ну, допустим, в нём не выветрилась юношеская тяга периодически мериться мускулами во имя главенства в воображаемой иерархии самцов. Особенно это усугублялось в состоянии подпитом.
А поскольку пил он чем дальше, тем чаще и сильнее, то к виду порванных курток, разодранных брюк и горящих, но подбитых глаз она, в общем-то, привыкла и даже не реагировала. Где-то он, где-то его… ну не остановишь же.
Она вообще обладает достаточно железными нервами и крепкими границами, как сама говорит, "научилась не принимать близко к сердцу".
А, да! Ещё проб*анных с состоянии молитвы Бахусу телефонов – тоже было не счесть.
Как не счесть и многочисленных ночёвок где-нибудь в ближайшем отделении. Ну, это уж как водится… то с одним приятелем крепко выпили, по улице шли, да на капоте чьей-то припаркованной машины в три часа ночи потанцевали, удаль показывая (а тут наряд); то с другим стекло где-то нечаянно грохнули…
Ещё машину бил. И ладно бы просто свою, так ведь и соседскую, неделю назад соседом приобретённую.
Что смешно – отлично приложил, не выезжая даже со стоянки. То есть, выехать-то он пытался, но… понаставили, блин, тут!
Короче, да, и такой грешок – не совсем трезвым за руль, за ним водился тоже. Без неё, естественно, она крайне не одобряла, да кто ж спрашивал.
Ну и с велосипедистом раз совсем нехорошо получилось. Велосипедист-то был жив и относительно цел, но оочень недоволен и, самое главное, совершенно прав.
А он, в смысле муж, будь велосипедист немного несговорчивее – точно оказался бы без прав.
Как улаживали каждый раз – отдельная история. Ну и… понятно, чьими деньгами.
Нет, так-то он работал.
Но… поскольку работал, что называется, "на себя", то и график у него был в духе "когда сам захочу", а подобный подход увеличению доходов обычно не способствует. И хотя бы удержанию на каком-то приемлемом уровне – не способствует тоже.
Так что знающие пару понимали: его внешний лоск и ухоженность – на самом деле следствие того, что он человек семейный, а нормальная жена, сама крепко стоящая на ногах и обладающая немалой долей за семью ответственности, конечно, не допустит, чтобы муж обтирался.
Но чего это стоило.
Разговоры о кодировке поднимались не раз.
Конечно, у него не существовало такой проблемы. Ну хорошо, хорошо, после особо проблемных историй он признавал, что сделал чёт не то и клятвенно обещал хорошо подумать над жизнью. Но проходил месяц, максимум два, и он начинал немного скучать…
К слову, она сама как-то незаметно сдала со всеми этими неизменно сопутствующими семейной с ним жизни проблемами, как-то. потухла.
При неплохом, в общем-то, заработке, потихоньку перестало хватать на косметолога и парикмахера с текущим салонным уходом раз в неделю-две. Да и сил. С одной стороны – возросшие семейные расходы, плюс что-то всегда не очень предвиденное, вроде недовольных велосипедистов. С другой – просто можно понять: жизнь в некотором напряжении – выматывает.
Плюс его машина, которая ломалась с хронической регулярностью, а не влить в неё – так она ему по работе нужна.
Машину со временем поменяли. Ну тоже понятно, с чьей помощью.
Старенькая ломается постоянно, а без неё – ну никак.
И на новой машине он, в какой-то момент оглядевшись вокруг и осознав, что основной его источник, который кроме жены, заработок приносит вяло, устроился подрабатывать… в такси.
Но тоже так, не столько потому, что захотел большего, а… я ж говорю, мастерски создаваемые видимости способны некоторое время замыливать глаза.
С работы он приезжал, сетуя на кризисы: заказов почти нет, даже в праздники. Совсем народ обеднел, на такси мало ездят.
Она тем временем от хорошо знакомых уже таксистов, забиравших её поздно с работы (так-то муж не всегда был готов, то есть, наоборот, частенько к вечеру бывал именно что готов), узнавала: у тех, кто хочет работать, работы этой – хоть жопой жуй, семью и с детьми обеспечить всегда хватает.
Да и… чего уж там, стоянка рядом с домом, и даже самый невнимательный мог бы заметить, что там давно оборудован эдакий мужской клуб-полугараж, времяночка со столиком, мужички со всех окрестных дворов.
Особого склада мужички, крепкие автолюбители.
От них-то он часто и приходил. Поздно и, конечно, не так чтоб живой.
Первое время нетерпеливо каждый раз выходила к стоянке, мол, вечер добрый, господа, дорогой, начало первого, не пора ли домой, спать?
Потом поняла, что ему всегда ещё чуть-чуть не спится, а приятели – так вообще ещё бодры, и звать перестала.
Не сразу, года полтора, наверное, прошло.
Он понял, что воля вообще вольная, и в периоды заливания глаз стал приходить уже среди ночи, под утро.
Приходя, не разуваясь садился перед кроватью и, если ещё мог, начинал устраивать вынос мозга и так не высыпающейся жене: а чего это она его недостаточно хорошо ждёт? Другие жёны, вон, истерики закатывают, а почему она не ждёт, а спать ложится? Да-да, и совершенно пофиг, что ей утром на работу.
Пробовала и истерики (в принципе, ей по натуре не свойственные). Ситуация моментально перекручивалась в обратную сторону: чего на мужчину голос повышаешь?!
Были, конечно, и просветы, но реже, реже, реже… и до следующих посиделок в мужском клубе предыдущие даже и забыться-то не успевались.
Буквально не так давно она говорила нам:
-Девчонки, верите, если бы у меня психика была чуть помягче, я бы уже поверила в то, что женатому человеку приходить домой в восемь утра, на рогах, два-три раза в неделю – это норма. Это он приходит и начинает мне внушать, что "а чё такого-то…". Если говорить ещё может, конечно.
-Слышь, – осторожно закинула я, – а может, он… того?
Она поняла, о чём я.
-Да не похоже, стоянка-то под домом практически, я ж тоже не железная, как-никак, это ж и летом и зимой; иногда спущусь, из-за угла гляну, всё ли нормально с ним. Ну и на работу иногда выхожу раньше, чем он приходит – сидят тела, одно другого краше… только жёны своих разбирают…
* * * * *
Ушла.
Говорит, решила ещё несколько недель назад: как ни трудно жить с чудаковатой мамой, но из двух зол… Решила, что вот буквально такой следующий раз и… достаточно, пожалуй, разговоров, жизнь проходит как-то криво.
Только-только закончился очередной не лучший период и, казалось, хоть на месяц тихой жизни его хватит.
Пришлось валить раньше. Меньше, чем недели через две.
Ночевала после работы у мамы, благо, недалеко, да и в трубке вечером слышала, что муж уже не тот, к кому нужно прям рваться домой. Приехала в двенадцать дня. И поняла, что… он даже и не заметил, что её не было. Он со вчера домой и не заходил, собственно, как загнал машину на стоянку, так и…
На лавочке во времяночке сидело тело. Компанию телу составляла смутно знакомая личность из соседнего дома. Натюрморт на столике дополнял картину.
Постояла, посмотрела, поднялась, выпила кофе, подумала, и начала собирать свои вещи.
Тело, видимо, со временем осознало, что являлся лик жены и, как могло, поплелось домой.
Дошло. Упало. Промычало. Обоссалось.
Решила не трогать. Так и заснуло. Вещи складывались в пакеты и выставлялись на всякий случай в тамбур, пакет на пакет, прям как чувствовала, что уходить придётся максимально быстро, прекрасная интуиция.
Тело на полу немного ожило, пошевелилось, привстало, как могло стянуло с себя куртку, свитер, попыталось снять мокрые штаны.
В этот момент выключили свет. На улице было уже не сильно светло, в квартире вечерело.
В этот момент пришла Она. Вооот с таким хвостом.
И нашептала на ушко, что это женаа, именно женааа, пооодлая, сделала всем темно… У тела появились силы встать. С женой следовало срочно разобраться.
Собственно, и света-то не было не дольше пяти минут, видимо, просто какой-то сбой.
Но этого времени оказалось достаточно на следующее: кинуться на жену, швырнуть, обвинить в отключении света, швырнуть ещё раз.
Взять небольшую, буквально полуминутную передышку, времени которой в принципе хватает на то, чтобы схватить сумочку с ключами и документами, кое-как натянуть на босы ноги сапоги, а на домашнее платье – пуховик; чудом выковырять из-под кровати забившегося туда от страха кота, завернуть его подмышку, рядом с сумочкой, и пулей вылететь из квартиры.
Первый раз, говорит, такое. Раньше хотя бы не кидался.
Переждать пришлось на общем балконе, кот подмышкой даже вырываться не пытался, до того от событий в шоке был. Слышала: в тамбуре разворачивается баталия. Думала: надо же, как минимум в двух квартирах сейчас точно есть люди: ни одна дверь не скрипнула, а если бы меня сейчас убивали?
Говорит: просто личности его не хватило на то, чтобы открыть дверь тамбура, хотя, слышала, пытался, пробовал, ломился. А состояние осознанных мыслительных процессов: потянуть дверь на себя, отодвинуть щеколду – не предполагало, слишком сложная операция.
И слава богу.
Подождала, пока всё стихло, позвонила подруге, та прислала мужа с машиной, приехал тут же. Вместе собирали в тамбуре разбросанные и потоптанные вещи, успокаивали начавшего осознавать кота.
Муж вернулся в квартиру, закрылся и явно спал.
На следующий день начал звонить, не брала. Посыпались смски. Сначала спрашивал, что было, потом, как всегда, не помнил и жутко извинялся, очень просил возвращаться, грозился резать вены.
Сказала – нет.
Приехал, как смог, на работу. Клялся закодироваться, вот прямо сейчас – хочешь? – поедем и закодируюсь, вези вещи-то назад.
Сказала: ты сначала закодируйся. Нет, это даже не для того, чтобы я вот так сразу взяла и вернулась – это я с тобой просто поговорить хотя бы согласна буду. А до тех пор – нет, никак, и не приезжай.
Был на всё согласен: ну давай, говорит, ищи врача.
Эээ, нет, дорогой, – ответила, – сам, всё сам.
С тем поникший и уехал.
-Я, – говорит она нам, – даже не собираюсь для этого что-то теперь делать. Пусть сам врача найдет, сам решит, сам на это заработает теперь… Я уже ни-че-го не хочу, а тем более, на него свои деньги тратить, достаточно с меня. Вообще всего этого с меня – достаточно. Девки, как там с шансами в тридцать пять замуж в очередной раз выйти? Как думаете, говорить будущему, что он четвёртым мужем будет? Или можно про первого смолчать, давно было.
-Выйдешь! – смеюсь я. – Вот ты – так точно выйдешь. Слушай, а если этот закодируется, вернёшься?
-Вот и я тоже так думаю, – поправляет она волосы, – я нормально жить хочу, а не вот это… А если закодируется – то с его стороны это будет такой поступок, что ого-го… Тогда я с ним соглашусь даже разговаривать. Но ты ж понимаешь, я его хорошо знаю, и поступка там никакого не случится. Если он этого не сделал за всё то время, когда я предлагала, то теперь… когда на это ещё и самому заработать надо…
-Ну да… вероятность поступка стремится к нулю, – соглашаюсь я.
Слишком давно и хорошо их знаю.
Два часа спустя я в общих чертах пересказываю эту историю в преимущественно мужской компании. Парни, в количестве трёх, с одной стороны, смотрят понимающе, а с другой – вслух даже немного становятся на дыбы: интуитивно всем ясно, что будет с ним дальше.
Сообща выносят вердикт: она не права, ей нужно было брать его за руку, и бегом к врачу, когда он приехал и согласился, наконец, закодироваться. А не так – свалила и всё, живи как знаешь. Он же теперь совсем… сопьётся, жалко пацана. Выходит, бросила в непростой ситуации, почти в болезни.
Интересно, когда перестанет как-то по умолчанию считаться, что мужчины – это такие всегда что-то недопонимающие безвольные мальчики. Которых, случись что, надо за руку брать, спасать, направлять, исправлять… а в трудный момент закрывать.
Собственным телом.
________
Читать онлайн книгу
Звонит мне Лиза, говорит — можно приеду?
Здрасьте, гости дорогие, заходите — всегда рада. Дома одной, как назло, очень скучно.
Через час врывается Лиза. Нет, не входит — именно врывается. Видно — злая как черт, с собой бутылка виски, помидоры, шоколад, пачка сосисок, банка соленых огурцов и зачем-то упаковка селедки.
Вываливает это все на стол, и мне понятно сразу — была не в себе, мела с полок не глядя.
Падает в кресло, нервно закуривает, четким броском со всей дури отправляет пачку в стену и говорит — не мне, явно в пространство:
— Оппа! — смеюсь. Лиза, когда злая, становится очень забавной. — А что случилось-то?
— Ой, Кать, давай налей мне, — и снова, в никуда, — нет, я его точно прибью, скотину! Блин, ну это ж надо было так! Ну сссука!
Искры из ее глаз явно грозятся прожечь мне ковер.
Вечер намекнул, что будет интересным.
Я несу стаканы, тащу пепельницу, режу сосиски, достаю колу и украдкой тяну один огурчик.
Лиза курит, я наливаю, мы молча чокаемся, пьем, и я нетерпеливо спрашиваю:
— Вот! — нервно говорит Лиза и достает из сумки бланк.
— Чейта? — спрашиваю, но скорее для порядка. Я прекрасно вижу, чейта.
— Трепак! — орет Лиза. — Трепак с трихомонадой! Вот чейта!
— Ой! Так тебе же, значит, пить нельзя? — от неожиданности я зачем-то выдаю не слишком уместную в этой ситуации сентенцию.
— Ну да, блин, Америку открыла, — издевательски отвечает мне Лиза, — …убью его! Зараза!
— Зараза, — подтверждаю я, — а кто?
И она взрывается на полчаса.
Если совсем кратко, то дело было так: Лиза в очередной раз взяла себе «отпуск» и, прожигая заработанные деньги, познакомилась в клубе с прекрасным барменом, внешне сильно смахивавшим на греческого бога.
Бармен, со слов Лизы, был высок, широкоплеч и синеок настолько, что устоять было ну просто невозможно. Лиза и не думала крепко держать бастионы и сдалась почти без боя. Точнее, легкий бой все-таки случился — ибо за его прекрасную тушку у барной стойки сражались глазами не менее десятка волооких дев в декольте и мини.
Лиза вышла победителем и уволокла добычу в одно лицо. Впрочем, добыча тоже, видимо, оказалась сражена рыжеволосой Лизой наповал и была совсем не против.
Следующие три дня они провели у него дома, ломая кровать, стол, стул и чуточку перила в подъезде. На четвертый Лиза поняла, что влюбилась, и, чего с ней ранее не случалось, с удовольствием мысленно с десяток раз проиграла в голове их совместный проход от лестницы в загсе аж до самого стола регистраторши.
Ну, значит, чтоб и в печалях и в радостях… и во веки веков.
Влюбленным голова особо ни к чему, а потому в тот же день Лиза от своей избавилась.
Ну, то есть, когда синеокий прелестник, поморщившись, капризно сказал, что ему поджимает резиновый друг и без оного было бы намного лучше и романтичнее, она недолго думая наманикюренными пальчиками стянула презерватив и предалась незащищенной страсти нежной.
Когда через недельку у сияющей от страсти Лизы слегка зачесалось, она не придала этому значения и купила свечи от молочницы. Ну с кем не бывает?
Когда стало ясно, что со свечами что-то не сладилось, она понеслась к врачу. Тетя-гинеколог выслушала Лизу, ухмыльнулась, поковырялась, рассмотрела, понюхала, мазнула и велела приходить через несколько дней.
На этом Лиза начала слегка трезветь и на все страстные заезды синеокого героя предпочла пока не отвечать.
Окончательно Лиза поняла, что с загсом, наверное, все же не сложится, когда получила на руки бумажку, в которой черным по белому…
— И вот ты прикинь! — бушевала она, сидя в моем кресле. — Ты прикинь! Восемь лет! Восемь лет я работаю проституткой, и такое было, что и не приснится, но ни разу — ты понимаешь, ни разу! — я нигде и ничего не подхватила! Никогда и ничего! Ни единого раза! Я даже с Кипра ни букета, ни веточки не привезла! Потому что, блин, головой думала! Чтоб я — и без резины?!
А тут, блять, от какого-то бармена! По любви, блять! Убью суку! Я его убью.
Во втором часу ночи основательно набравшаяся с горя Лиза ушла от меня убивать своего трихомонадистого греческого бога.
Так вот, мораль сей басни.
Иногда кто-то нет-нет да и скажет, что, мол, от проституток вся зараза. Что и подцепишь там все что хочешь, и все такое…
Нет, зайки. То есть так, конечно же, тоже бывает. Никто не застрахован. Да только не так все однозначно. Потому что мы предохраняемся. Предохраняемся лучше и тщательнее, чем обычные женщины, которые по любви.
И следим за этим. И головы не теряем.
А Лиза-то, проститутка Лиза с ее опытом, за восемь лет не заболевшая ни разу, потому что голова была на месте, умудрилась попасть в типичную ловушку для влюбленных дев — триппер по любви.
Обычные девушки как поступают?
Полюбила и дала. А потом — ты ушел, а я ждала.
А потом бежит в поликлинику и удивляется, откуда у нее там букет.
Ну откуда букет? Да от любви, понятное дело. От незащищенной. Конечно, а то ведь презервативы — это ж неудобно, чувствительность снижается, итить. И вообще, презервативы — это ж не романтично ни разу.
А таблетки у нас вагинальные уже, между прочим, и от заразы всякой предохраняют, да. А вы не знали? Вот.
А девочки многие, которые по любви, — знают. И несут эту мысль, не думая головой, не читая инструкций.
Только вот врачам еще не рассказали.
Венерологи бедные мучаются в неведении.
Зато всем есть занятие. Венерологам — лечить, фармацевтам — продавать, а жертвам страсти нежной и незащищенной — обещать себе, что больше — ни-ког-да!
