Дневник умирающего от рака

4 мая 2011, 19:51

ПОСЛЕДНИЙ ПОСТ

Ну вот и все. Я мертв, и это мой последний пост в блоге. Я попросил семью и друзей, чтобы они опубликовали это заранее составленное послание, после того как рак наконец поглотит мое тело целиком, что станет первым шагом по превращению действующего веб-сайта в архив.

Если вы были знакомы со мной в реальной жизни, то, возможно, уже слышали новость из других источников, но как бы то ни было, считайте это официальным подтверждением: я родился 30 июня 1969 года в Ванкувере и умер в Бернаби 3 мая 2011 года в возрасте 41 года от рака прямой кишки четвертой стадии. Все мы знали, что дело этим и кончится.

Знали моя семья и мои друзья, мои родители Хилька и Юрген Карл. Мои дочери Лорен, которой 11 лет, и Марина, которой 13, тоже знали все, что мы могли им рассказать, с того самого момента, как я обнаружил, что у меня рак. Увы, это стало частью и их жизни тоже.

Эйрдри и я оба родились в Большом Ванкувере; в 1986 году мы, окончив разные школы, поступили на факультет биологии Университета Британской Колумбии, где и познакомились в Летом того года — я тогда работал натуралистом в парке — я перевернул каноэ, на котором мы с Эйрдри гребли, и нам пришлось толкать его к берегу.

В университете у нас совпадали несколько предметов, и мы вместе посещали некоторые занятия, но после учебы потеряли друг с другом связь. А несколько лет спустя, в 1994 году, я все еще работал в университете. Эйрдри узнала мое имя и написала мне письмо — да, на бумаге, — и через какое-то время (тогда я пытался стать профессиональным музыкантом, поэтому в моей жизни творился хаос) я ей ответил. Так из семян вырастают сады: то был март а в августе мы уже поженились. И я ни разу не жалел об этом, потому что мы подходили друг другу и нам было хорошо вместе, даже когда было плохо и совсем плохо.

Не думал, что нам отведено так мало. 23 года с нашей первой встречи (в парке Канака Крик, я почти уверен) и до моей смерти? Мало. Не передать, как мало.

ЧЕМ ВСЕ ЗАКОНЧИЛОСЬ

Я не отправился в мир лучший или худший. Я никуда не отправился, потому что меня, Дерека, больше не существует. Как только мое тело прекратило функционировать, а нейроны моего мозга перестали возбуждаться, со мной случилась удивительная трансформация: из живого организма я превратился в труп, словно цветок или мышь, не пережившие слишком морозной ночи. Доказательство налицо: я мертв — значит, все закончилось.

Я не боялся смерти — то есть самого момента смерти — или того, что случится после, то есть ничего. Всю дорогу я побаивался самого процесса умирания, нарастающей слабости и утомления, боли, того, что постепенно становлюсь все меньше и меньше собой. Мне повезло: мои умст­венные способности оставались почти неизменными все эти годы, в моем мозгу не было следов рака.

В детстве, едва освоив азы арифметики, я подсчитал, сколько мне исполнится лет в историческом 2000 году. Получалось, что 31 — и я буду уже совсем взрослым, как мне тогда казалось. Действительно, к тридцати одному году я был женат, имел двух дочерей и работал по специальности — в компьютерной индустрии. То есть, видимо, и был совсем взрослым.

И все-таки впереди было еще столько всего. Мне только предстояло начать вести этот блог, которому недавно стукнуло 10 лет. Я еще не вернулся барабанщиком в свою группу и никогда не вешал подкасты (потому что их в принципе еще не существовало, как, впрочем, и iPod’а). В мире технологий Google был новорожденным, а до появления Facebook и Twitter оставалось еще несколько лет, космический аппарат Кассини-Гюйгенс не пролетел и половины пути до Сатурна, а человеческий геном был еще не до конца расшифрован.

В Нью-Йорке все еще стоят башни-близнецы, Жан-Кретьен остается премьер-министром Канады, Билл Клинтон — президентом США, Тони Блэр — премьер-министром Британии. У власти в Ираке, Египте, Северной Корее, Тунисе и Ливии — Саддам Хусейн, Хосни Мубарак, Ким Чен Ир, Бен Али и Муаммар Каддафи.

У моей двоюродной сестры в еще нет ребенка, он родится через четыре года. У другой кузины только завязывается роман с мужчиной, за которым она сейчас замужем. Еще жива Соня, близкая подруга моей матери, с которой они дружат с тех пор, как им обеим было девять. Жива моя бабушка по отцовской линии — ей 90. Ни я, ни моя жена ни разу в жизни не лежали в больнице подолгу. Обе наши дочери еще ходят в подгузниках, не умеют фотографировать, писать рассказы, кататься на велосипедах и лошадях, постить в Facebook; размер обуви у них пока еще меньше, чем у их матери. У нас еще нет собаки. А у меня еще нет рака.

Я и представить себе не могу, что у меня его обнаружат; уж точно не в ближайшее десятилетие. Или что он может меня убить.

Почему я упоминаю все это? Потому что я понял, что я могу горевать о том, чего никогда не узнаю, и все равно не сожалеть о том, что привело меня туда, где я сейчас. Я мог бы умереть в (в 31 и «взрослым») и быть довольным прожитой жизнью: своей прекрасной женой, замечательными детьми, интересной работой и приятными хобби. Но я бы пропустил массу всего.

Теперь многие вещи произойдут без меня. Когда я писал эти строки, я не знал, какими эти вещи могут быть в принципе. Каким будет мир в или в когда мне исполнился бы 91 год — возраст, до которого дожила моя бабушка? Что нового мы узнаем? Как изменятся страны и люди? Как мы будем общаться и передвигаться? Кем будем восхищаться и кого презирать?

Что будет делать моя жена Эйр? Мои дочери Марина и Лоло? Что они будут изучать в университете, как проводить свободное время и чем зарабатывать на жизнь? Будут ли у моих детей собст­венные дети? И внуки? Произойдет ли в их жизни что-то, что мне сегодняшнему было бы трудно понять?

ЧТО ВАЖНО ЗНАТЬ ТЕПЕРЬ, КОГДА Я УМЕР

Получить ответы на все эти вопросы сразу не получится. Когда я был еще жив и писал эти строки, мне было груст­но осознавать, что многие события произойдут без меня. Не потому что у меня не будет возможности стать их свидетелем, но потому что меня не будет рядом с Эйр, Мариной и Лорен, чтобы поддержать их.

Выходит, никто не может предположить, что на самом деле ожидает их в жизни. Мы можем строить планы и делать то, что приносит нам радость, но нельзя ожидать, что наши планы осуществятся. Возможно, некоторые из них, но большинство — вряд ли. Возникают идеи, происходят события, которые мы и вообразить себе не могли. Это не хорошо и не плохо, такова реальность.

Я думаю и надеюсь, что именно такой урок вынесут мои дочери из моей болезни и из моей смерти. И что моя прекрасная, потрясающая жена Эйрдри тоже это поймет. Не в том смысле, что умереть можно в любой момент, но что нужно посвящать как можно больше времени тому, что приносит удовольствие и развивает ум, чтобы быть готовым к внезапно открывшимся возможностям, а также чтобы не разочаровываться, если вдруг что-то пойдет не по плану, как это неизбежно происходит.

А вообще, можно сказать, что мне повезло в жизни. Мне никогда не приходилось задаваться вопросом, откуда возьмется обед или ужин на моем столе. Я никогда не боялся, что какая-нибудь иностранная армия придет ночью в мой дом с мачете или ружьями и убьет или ранит моих близких. Мне не приходилось пускаться в бега, чтобы спасти свою жизнь (теперь мне это в любом случае не поможет).

УДИВИТЕЛЬНОЕ МЕСТО

Мир, или Вселенная, — прекрасное место, удивительное и чудесное. Ее можно исследовать бесконечно. Я не оглядываюсь назад, ни о чем не жалею и очень надеюсь, что моя семья найдет способ почувствовать то же самое.

Что действительно существует, это моя любовь к ним. Лорен и Марина, по мере того как вы будете взрослеть и с годами становиться собой, знайте, что я любил вас и делал все, чтобы быть хорошим отцом.

Эйрдри, ты мой лучший друг и самый родной человек.

Не знаю, кем бы мы были друг без друга, но думаю, что мир обеднел бы, если бы в нем не было нас. Я любил тебя до глубины души, любил тебя, любил тебя, любил тебя.

23 апреля 2011, 21:09

Мой друг Жан-Юг обнаружил, что болен той же формой рака, что и я, в том же году, что и я, в Париже, Франция. Он со своей женой Лоранс разыскал этот блог, и мы вместе прошли через терапию, обмениваясь сообщениями онлайн.

Но он пошел на поправку. Его лечение сработало. Он собирался приехать в прошлом декабре, но из-за снегопадов застрял в Европе. Вчера он наконец добрался до Тихоокеанского побережья и остановился в «Хилтоне» неподалеку. Я сейчас заметно ослаб, но мне хватило сил сесть на кровати и поговорить (ладно, чего уж там — похрипеть) с ним.

Моя мама сегодня приготовила пасхальный обед на 19 (!) человек. Родители живут с нами дверь в дверь, так что после того, как мы с Жан-Югом, проговорив час или около того, решили присоединиться к празднику. Конечно, я не смог оставаться за столом так долго, как он.

Я до сих пор слышу смех за стеной. Удивительно, что он нашел время и деньги, чтобы навестить меня.

Это был наш последний шанс увидеться, потому что это мой последний шанс, моя последняя Пасха, прощальная весна.

Завтра он улетает. Папа отвезет его в аэропорт. Это было недолго, но все равно хорошо.

14 апреля 2011, 00:53

БЫТЬ ТЕМ, КТО ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЯ

Мы с раком на том отрезке пути, когда машина съезжает с мостовой и катится по гравийной дорожке. Я имею в виду, что впереди — конец, и не так уж далеко. Я подписал официальную форму отказа от реанимации, так что если со мной случится сердечный приступ или что-то столь же серьезное, врачи не станут предпринимать сверхгероических усилий, чтобы спасти мою жизнь любой ценой. В частности, нет смысла в искусственной вентиляции легких — место в интенсивной терапии может пригодиться тому, кто еще способен поправиться и прожить долгую жизнь. Наверное, сейчас я покажусь вам слишком холодным и рассудительным типом, но мы с Эйр рады, что оказались способны принять решение, как именно закончить мою жизнь, и что мы знаем: это произойдет не в каком-то абстрактном будущем, а скоро. Лично я не надеюсь дожить до осени; мне бы скорее хотелось умереть красивым ванкуверским летом, чем в одно из наших серых и мрачных холодных времен года. В настоящий момент ни один из врачей не знает, подкрадется ли большой страшный убийца — какой-то из отказавших органов или весь организм — ко мне внезапно, или это будет каскад проблем. Более вероятно, что я продолжу медленно угасать, и в какой-то момент мне потребуется помощь, чтобы дышать дальше. В зависимости от обстоятельств недели или месяцы я буду катиться по гравию, а потом мотор заглохнет, и я умру. Дерека больше не будет.

Это кажется приемлемым вариантом ухода.

8 января 2010, 22:15

ЗАБАВНЫЙ СЛУЧАЙ ПО ДОРОГЕ В ПАЛАТУ ХИМИОТЕРАПИИ

Сегодня ровно три года с тех пор, как я узнал, что у меня рак. Рак у меня был и до этого, как минимум с весны но я об этом не знал. Три года ада, полного ада. Итак, еще один раковый пост.

Химиотерапия странная штука. Не сама ее идея, она как раз довольно примитивна: травишь тело веществами, которые в свою очередь пытаются отравить и уничтожить больше раковых клеток, чем здоровых. Странным кажется само состояние во время химиотерапии.

Каждый вид рака подразумевает свою комбинацию препаратов, поэтому побочные эффекты у всех возникают разные — в зависимости от лекарств и вашей собственной психологии. За последние три года я проходил разные курсы химии. Стандартные синдромы вроде тошноты, снижения веса и выпадения волос действительно имеют место — иногда слишком очевидным образом, как, например, вчера утром, когда я изверг из себя только что съеденный завтрак, — но они не универсальны. Например, бриться наголо мне приходилось лишь однажды (по крайней мере пока). Но у большинства химиотерапевтических режимов есть набор своих побочных эффектов, и они куда более странные. Например, жуткие угри, которыми покрылось мое лицо два года назад летом. Позывные организма, требующие избегать всего, что содержит грейпфрут или карамболу (при этом на апельсин, лимон, лайм и другие цитрусовые это не распространялось). Странные черные отметины на ногтях. Чувствительность к солнечному свету. И так далее.

На этот раз у меня проявилось сразу несколько своеобразных побочных эффектов.

• Кожа необыкновенно чувствительна к холоду. В канун Рождества мы с семьей отправились на прогулку. Температура была где-то около нуля, на мне были шапка, перчатки и шарф, обмотанный вокруг лица. А когда мы вернулись в дом дяди и тети, у меня возникло ощущение, будто я практически отморозил кончик носа и пальцы, и их жгло, пока не я согрелся. Теперь мне приходится быть осторожным, даже когда я просто достаю напитки из холодильника.

• Пить холодное я тоже не могу. Например, на прошлой неделе я пил апельсиновый сок из холодильника. Никто в нашей семье кроме меня не любит сок с мякотью, поэтому я удивился, когда почувствовал, что в соке есть мякоть. Но выяснилось, что ее там не было — просто ротовая полость и горло так среагировали на холод: мне показалось, будто там плавают целые комки, хотя сок был прозрачным.

• Порезы и ссадины заживают дольше. Чуть больше недели назад я поранился, когда мы разбирали мебель из «Икеи», и рана все еще не затянулась и болит.

• От химии меня тошнит, но когда я не прохожу химиотерапию, рвота накатывает совершенно непредсказуемо. Как со вчерашним завтраком. За минуту до того как меня стошнило, я чувствовал себя прекрасно. И так же прекрасно минуту спустя. Единственное, что я могу есть вне зависимости от самочувствия, это сырные палочки Cheese Please.

• И еще ступни. Они не то чтобы воспалены, но подошвы ступней сверхчувствительны, будто покрыты волдырями. Иногда возникает такое ощущение. Чаще всего я его не замечаю, но когда принимаю душ, то всегда вынимаю из ванны резиновый коврик, потому что он раздражает ступни. И я практически все время ношу носки, даже сплю в них.

Возможно, будут и еще какие-то симптомы. Даже не знаю. Но все это странно. И изнурительно.

8 января 2007, 21:34

ИЗВИНИТЕ ЗА ВЫРАЖЕНИЯ

В основном это довольно чистенький блог, безопасный для детей и других особо чувствительных особей — во всяком случае до тех пор, пока вы не начинаете злоупотреблять длинными занудными обсуждениями тем, интересных одним гикам. Но не сегодня.

Блядь. Ебаный ад. У меня ебаный рак.

Теперь, пока вы еще не офигели окончательно (самому мне как-то удавалось этого избегать до сегодняшнего вечера, когда все открылось), скажу: все не настолько плохо, насколько могло бы быть. Сегодня мой врач сказал мне, что, да, полип в моей кишке — злокачественный. Точнее, это умеренно-дифференцированная аденокарцинома. Проще говоря, у меня то, что может оказаться колоректальным раком на очень ранней стадии, и это можно очень быстро вылечить небольшой хирургической процедурой.

UPDATE: По состоянию на октябрь это превратилось в нечто гораздо более серьезное, чем я думал, когда писал этот пост в январе. У меня появились две агрессивные опухоли в прямой кишке и небольшие метастазы в легких. Это совсем не нулевая стадия; у меня четвертая стадия колоректального рака с метастазами — обычно она людей убивает. Я уже прошел курсы лучевой и химиотерапии, перенес три оперативных вмешательства (одно весьма обширное), провел почти месяц в больнице, обзавелся временной илеостомой и жду нового многомесячного курса химии, который начнется осенью. Я все еще борюсь с этой ебаной штуковиной, по крайне мере главные опухоли уже удалены. Узнай больше из других моих раковых постов.

Дальше лечить меня будут по‑прежнему: у меня плановая колоноскопия. Мой гастроэнтеролог — очень забавный доктор Эннс — удалит полип и поищет другие, которые он тоже удалит. Пока все выглядит так, что у меня, возможно, действительно нулевая стадия, так что очень может быть, эта процедура — единственное, что потребуется; на этой ранней стадии заболевание может быть, как они говорят, «курабельным», то есть рак отступит.

Я буду рассчитывать, что так оно и выйдет, до тех пор, пока не услышу других новостей. Я по-преж­нему собираюсь в Лос-Анджелес на будущей неделе, и по-прежнему надеюсь полечить свои варикозные вены в феврале. Но мне придется регулярно обследоваться, чтобы убедиться, что рецидива нет.

Я теперь ебаный раковый больной.

Я сегодня рано ушел с работы, и мы с женой зашли в винный за Glenlivet, которого я вечером пропустил пару стаканчиков, чистого, без льда. Есть хорошие шансы, что мы убьем эту штуковину и я поправлюсь. И все-таки, блядь. Здравствуй,

Я хотел сначала рассказать детям, родителям и родственникам жены, чтобы им не пришлось узнавать об этом из моего блога, поэтому пишу так поздно.

Меня зовут Юлия. 2 июня мне исполнится 17 лет. Три года я больна раком. С того момента, когда медицина отобрала у меня последнюю надежду, я жду смерти. Дневник я начала вести для себя, это единственное место, где я могу выкричаться, выся. Это для меня.

2003-05-15 17:26:53 >> Иногда плачу

Даже часто. Когда мне уж очень плохо. Когда боль не позволяет мне дышать Думать Мечтать Тогда я плачу. Жалею себя Это такое человеческое

Часто когда уже нет сил Сквозь слезы я разговариваю с Богом Только ему я могу выразить все что чувствую Я просила Кричала Обижалась Спрашивала: Почему именно я?

А почему кто-то другой? Сегодня я знаю что так должно было быть.

Теперь кроме Бога у меня есть еще этот дневник Тут я могу покричать Позлиться

2003-05-15 20:06:54 >> Сегодня уже не смогу

2003-05-15 23:40:36 >> 2 часа сна

это только 2 часа 120 минут а так помогает спасибо тебе Боже за мои 2 часа!

2003-05-16 05:40:33 >> Интернет – весь мой мир

Интернет это единственный выход в мир который у меня остался Не считая больниц. Докторов. Мед-сестер. Ну и мамы. Сижу и пишу этот дневник Не для того что бы кто-то меня жалел Этого мне хватает в жизни Не хочу даже что бы кто-то комментировал то что я тут пишу. Ведь что здесь комментировать? Я сегодня не в настроении. Мне хочется кричать. Но не могу – нет сил. Опять эта мед-сестра не попала в вену когда ставила капельницу! Кретинка!

Это именно тот момент когда я больше не могу! Или умираю от боли или мучаюсь потому что не могу спать хоть так этого хочу! Или лежу в туалете и рыгаю!

Сейчас сижу возле компьютера и я разъярена просто! Хожу по этим разным блогам и читаю как они не хотят жить. ****!! Я с вами поменяюсь!

Меня захарил компьютер. Зачем он мне?

И так я не с кем не общаюсь. А о чем? «привет! Что у тебя?» «привет, все классно, я болею раком. Никто не может мне помочь. Я скоро умру хоть так люблю жизнь, а вообще все ок»

Хорошая перспектива! Еб** я это все! У меня возникает желание побыстрее умереть и перестать ждать.

редставление о смерти

Мама обиделась на меня, что я с ней уже не разговариваю. Что я закрылась всебе Я ее понимаю. Я знаю что когда я страдаю, ей тоже больно. В конце концов она моя мама А мне все тяжелее. Все хуже переношу каждый разговор о болезни.

Все больше боюсь смерти. Даже одно слово: смерть вызывает у меня сильный всплеск эмоций.

Мама говорит что бы я не боялась. Что у каждого такая смерть как он провел жизнь. Я этого не понимаю. Ведь не могла же я за эти 17 лет так нагрешить, что теперь мне приходиться так страдать. Я хотела бы умереть во сне.

С улыбкой на лице.

Мама знает что я боюсь. Она тоже боится, но не показывает.

Сегодня ко мне приходил давний классный руководитель. Рассказывал о друзьях, подругах, о школе. Лучше бы он совсем не приходил. Как я им завидую.

Завидую что они могут ходить в школу, на party, кататься на велике, а больше всего того что они могут жить.

Он улыбался мне, но я видела его страх преблизиться ко мне, боялся чего-то непонятного, просто боялся.

В такие минуты чувствую себя чудовищем, но ведь я не заразная, Я просто умираю.

2003-05-17 02:40:51 >> Плачь мамы

мама опять из-за меня плакала. Теперь мне грустно. А когда я извиваюсь от боли, я говорю вещи о которых потом жалею. Почему я это делаю, ведь я так не думаю. Я Люблю мою маму. У меня есть только она.

Я лежала на кровати и орала. В комнату зашла мама и хотела меня обнять, ведь кроме этого она ничего не может сделать. Она сказала что очень меня любит. А я орала что если она так сильно меня любит то пусть мне это докажет и убьет меня. Она вышла из комнаты вся в слезах. Почему я такая вредная? Ведь она столько для меня сделала. Я ненавижу себя.

У меня есть желание взять нож и закончить это Я перестаю верить в Бога Перестаю верить во что бы то ни было

Когда я наконец умру?

2003-05-17 06:24:42 >> Сон

Я редко сплю. Почти никогда. Но еще реже мне снятся сны Сегодня я спала целых 3 часа. Мне снилась бабушка. Я почти ее не помню, только с фотографий Она умерла, когда мне было 3 года.

Это был спокойный сон Бабушка меня обняла. Сказала что бы я не боялась. Что она будет со мной. Что ч не буду сама Немного мне легче Я чувствую себя спокойнее. Может это знак? Может я наконец-то перестану мучаться.

Вообще я уже немного привыкла к боли. Иногда я ее даже переношу.

Но бывают моменты когда я больше не могу. Как вчера

Сейчас только чувствую себя такой слабой, уставшей. Я мечтаю что бы проспать это время, которое мне осталось К сожаленью со сном хуже всего.

Жаль, что Бог меня не хочет выслушать. Но мне надо ожидать. У каждого свое время.

Завтра опять приходит мед-сестра, опять буду весь день злая.

Сегодня хочу попробовать улыбнуться маме. Так мало улыбок дано мне уще будет ей подарить Знаю что это приносит ей огромную радость.

Немного мне плохо, пойду, лягу.

2003-05-17 09:19:49 >> Я сама

Я сидела на балконе. Так прекрасно светило солнышко. Мне было хорошо. Неожиданно я увидела Катю. Я почувствовала что-то странное в животе. Как бы жаль. Как бы претензии. Мы были лучшими подругами. Почти с песочницы.

Она так прекрасно выглядела. У нее были красивые волосы. У меня тоже такие были. Черные. Подкрученные. Недавно я смотрела старые фотографии. Но это только память о моих буйных локонах. Сейчас у меня только шляпа. Голубая. Подходит к моим черным грустным глазам.

У кати есть волосы, есть друзья, есть жизнь впереди.

Я даже хотела ее позвать. Помахать ей с балкона. Но зачем?

Она же меня боится.

Она даже была у меня 2 раза в гостях. Когда я еще была в больнице. Потом когда бессильные врачи выписали меня домой, твердя что дома мне будет лучше, я позвонила ей но у нее нет времени. Завтра, послезавтра, через месяц, все время не времени. Я даже ее понимаю. Зачем кому кто-то как я? Зачем кому-то растение? Которое с каждым днем вянет? Которая усыхает?

Сегодня первый раз за такой большой промежуток времени я смотрела на себя в зеркало и не странно что люди меня боятся. Выгляжу отвратительно Сама себя боюсь Хотя и так никто на меня не смотрит Кроме мамы, но она за это время привыкла к чудовищу.

Опять плачу. Опять зжаливаюсь над собой. Почему я не могу быть сильнее Ведь не только я одна болею раком. Не только у меня нет

Не только я умираю.

——– 2003-05-17 23:33:45 >> Когда

Когда я умру мне будет легче.

2003-05-18 01:41:53 >>Жаль себя

Факт. Это дневник служит для того чтобы я могла жалеть себя. Кричать от боли. от бессилия Но это мне помогает Не могу держать этого в себе У меня нет человека которому я могу пожаловаться

Когда я вою от боли, сжимаю зубы Не хочу что бы мама знала. Она и так превратилась в подобие человека. Вечно она плачет из-за меня. Из-за этой болезни.

Именно поэтому я сделала эту страничку

Сегодня я чувствую что угасаю Что теряю последние силы

Хочется кричать Но зачем? Это ничего не изменит

Буду себя жалеть.

2003-05-18 02:04:26 >> Сегодня

Сегодня мама была в церкви. Я бы тоже хотела пойти. Но мне не хватит сил. А жаль. Когда врачи от немощи расставили руки. Осталась только боль и бог. Я часто молюсь. Разговариваю с богом. Прошу его. Видно так должно быть. Я сказала маме что б она попросила батюшку прийти ко мне. Хочу исповедаться. Сбросить с себя груз. Батюшка дал мне книгу с подписью: «Юлии силы, веры и надежды»

Осталась только вера. Хотя иногда она тоже куда-то пропадает.

Сегодня я подумала что умру не узнав своего отца. Я даже не знаю как он выглядит. Я хотела бы его узнать. Дотронуться до его руки. Мама не хочет о нем говорить. Сказала только что он нас очень обидел. Может.

Но, в конце концов, это мой папа.

Жаль, что мама этого не понимает.

2003-05-18 04:56:04 >> Мне так трудно

Мне так трудно принять факт что скоро меня не будет. Что не посмотрю уже в окно. Не посижу уже на балконе. Не обниму маму.

Часто я говорю себе о том что я смерилась. Но все больше и больше боюсь. Все чаще кричу:» это несправедливо! У меня было столько планов! Столько мечт и желаний.

А одновременно жду с нетерпением конца этого мучения.

Сегодня опять приходит мед-сестра. Опять я буду злая. На нее и весь мир. Опять плачу. Это мне немного помагает. Ничего больше не могу сделать. Никто не может.

Я так сильно хочу пойти в парк. Сесть на лавке под деревом. Этого я тоже не могу сделать.

Иногда я жалею что не родилась кем-то другим. Кем-то без рака. Знаю это ужасно. Но я часто жалею что я – это я. Что не доживу до выпускного. Свадьбы Некогда не почувствую как это быть матерью Не многое я могу еще сделать.

Мне так сложно с этим. Каждый день вечером я боюсь, что не будет больше завтра. Что не будет при мне мамы. Что не будет меня.

Хорошо, что так сильно болит. Хорошо, что я не могу спать. Хорошо, что у меня нет больше сил терпеть. Мне не будет жалко умирать.

———- 2003-05-18 09:18:44 >> Крик души

Помогите мне кто-нибудь. ¬!!

2003-05-19 04:33:26 >> Слабею

Становлюсь все слабее. Мама подвинула мне стол с компьютером ближе к кровати Чтобы я не вставала. Теперь хватит только присесть.

Интересно сколько мне будет дано сделать записей в этом дневнике. Можнт несколько а может это последняя.

Я так сильно полюбила этот дневник. Жалко будет его оставлять. Такое ощущение что каждый день разговариваю с кем-то мне близким. С кем-то кто меня знает Кто понимает Кто знает что я сейчас чувствую

Сегодня не будет жалости. У меня нет на это сил Вчера у меня был батюшка Чудесно было поговорить с живым человеком У него такой красивый голос Я исповедалась Мне уже лучше Чувствую себя такой…более готовой.

2003-05-19 09:22:26 >> 09:22

Мама болеет. Наверное от бессилия, от жалости, от печали. А у меня нет сил ей заняться. Опять эта невыносимая боль. Все время рву. Уже не могу. Так плохо еще не было. Чувствую что конец все ближе. Немного жалко. Но я не хочу больше страдать.

Знаю что мама тоже устала. Она не может из-за меня работать. Не может спать.

Я не хочу что бы она так мучалась.

Я предпочитаю уйти.

Я уже готова- почти.

2003-05-20 03:17:08 >> День рождения

Я так хочу его дождаться. Это уже скоро Мама обещала взять меня на такси в парк, Мы сядем на лавочке под каким –нибудь красивым деревом. Только надо спросить разрешения у врача. Я знаю что он не разрешит А жаль.

Последнее время я не могу даже встать с кровати. Все меня мучает Все время болит

Наверное я никогда уже не увижу лавочку, Дерево, Солнышко.

Мама обещала, что когда меня уже не будет она купит собаку. Я всегда мечтала о собаке К сожалению я не могла ее завести У меня аллергия.

И будет с ним гулять по парку. Садиться на лавочке под деревом. Тогда она будет думать обо мне.

Сегодня я сказала ей о этом дневнике. Я не должна была говорить. Но сказала Я тоже плакала Она хотела его прочитать Я не разрешила Сказала что бы прочитала его когда уже будет «после» Она плакаля

Мы часто вместе плачем.

Я попросила маму молиться Богу что бы он разрешил остаться до дня рождения. Может разрешит

2003-05-20 09:02:02 >> Часто вспоминаю

Люблю вспоминать У меня много воспоминаний: хороших Плохих и очень плохих Но хорошо что я помню.

Детство у меня было счастливое. Хотя мама воспитывала меня сама и иногда нам было тяжело Но вдвоем мы были счастливы Мама работала учительницей Часто нам приходилось во многом себе отказывать чтобы было на что жить Но все равно нам было хорошо вдвоем У нее была я, У меня была она.

Помню наши прогулки в Повсино Ночное наблюдение неба Счет точек падающего дождя Так немного нам было нужно для счастья.

И так мы жили вдвоем счастливо до момента когда выяснилось что я больна Что у меня пак.

Как сейчас помню ее лицо Она не Вери что это случилось именно со мной Ее любимой дочкой Которая для нее все, У которой столько планов, мечтаний , которой всего 14 лет «как это возможно? У нас в семье никто не болел раком. От куда это взялось?» Однако возможно.

Сначала была химиотерапия. Это был самый страшный период в моей жизни. На короткий промежуток времени я поправилась. Очень корткий. Врач решил «хирургическое вмешательство» Как я тогда боялась. Больше всего я боялась не проснуться. Не увидеть больше маму.

Проснулась. Врач сказал что операция прошла успешно и надо быть хорошей мысли.

мы опять были счастливы думая что кошмар закончился. Мама работала, я ходила в школу. Думала о будущем. Я хотела стать врачом.

Через 2 года оказалось что у меня (не могу перевести дословно, но что то в организме)

Я кричала что бы мне их вырезали, Что хочу операцию, Что хочу жить

Возможно если бы я могла уехать в Америку, в специализированную клинику у меня был бы шанс К сожалению у нас нет столько средств

Мама пробовала собирать деньги Хотела взять кредит в банке Но никто не мог нам помочь. Каждый соболезновал но этого было мало.

Мое состояние ухудшалось Мы перестали появляться на людях Мы знали что не можем ничего сделать

Я сказала маме что знаю что умру и что знаю что она тоже это знает

Мама просила прощенья что ничего не может сделать Что не может подарить мне жизнь.

Но к ней у меня нет жаля, У меня жаль к судьбе, к болезни, к этому грому миру в которому властвуют деньги но не к маме.

Теперь мы вместе ждем этот день Стараемся быть так близко друг к другу как никогда прежде Мы радуемся собой Все время

Потому что я знаю что в моем случае каждый день может быть последним.

2003-05-21 06:32:37 >> Все хуже и жуже

Все хуже мне на этом свете. Ночью у меня возникли проблемы с дыханием. Лекарства перестали помогать. Организм вырабатывает на них иммунитет. Как я устала. Я хотела бы заснуть. Хоть на миутку. К сожаленью боль не позволяет.

Мама поехала к доктору. Я осталась сама. Начинаю бояться. Что она не успеет вернуться.

Вчера я пообещала одному человеку Что когда у меня не будет сил тут пмсать Поставлю точкув знак того, что я еще есть. Сегодня какраз такой день

2003-05-21 16:08:30 >> Клубника

Какой вкус у клубники? Не помню.

2003-05-22 10:53:10 Для тебя Войтек, что бы ты знал что я еще есть:

Сегодня ночью, после долгой болезни и огромных мучений ушла от нас любимая Юлия. Хоть я знал ее только из Интернета, я чувствую что ушел кто-то очень мне близкий и очень вазный.

Царство ей небесное.

Окутанный болью Войтек.

2003-05-23 16:51:37 Последняя просьба Юльки

Дата: 19 мая 2003 03:21

Спасибо тебе за те месяцы когда ты был со мной. Мне так это помогало. Благодаря тебе и маме я боролась до конца и благодаря вам я не отобрала себе жизнь, благодаря Вам я была. Ты уникальный человек. Я никогда тебя не видела но чувствую что ты мне очень близок. Я очень тебя полюбила и доверилась тебе. Чувствую что конец все ближе. Немного жаль, что мне не дано узнать такого замечательного друга которого я приобрела благодаря знакомству с тобой. Если я попаду в рай, я стану твоим ангелом.

У меня к тебе огромная просьба. Я дала маме твой телефон. Когда все кончится, она тебе позвонит. А ты тогда поблагодари всех людей, которые приходили на мой дневник и извинись от моего имени, что я не отвечала на их письма. Я очень хотела, но знаю, что люди слишком быстро привыкают к другим, даже таким виртуальным друзьям, я не могла позволить, что бы кто-то из-за меня страдал. Скажи им от меня спасибо. В конце этого письма я дам тебе пароль дневника. Прошу дай его человеку, который хотел его сделать клубничным. Я так люблю клубнику.

Обещай что иногда будешь звонить маме и спрашивать как дела. Я очень за нее переживаю. Я так сильно ее люблю.

Извини Войтек что это письмо не сильно длинное но у меня заканчиваются силы. Скаждой минутой я становлюсь слабее.

Часть первая. «Религия не спасет, если тебе в лицо говорят: «Это онкология»

Здесь не было ничего страшного – просто плановый осмотр у маммолога. У меня к тому моменту была мастопатия, но врачи сказали, это распространенная проблема у женщин после поздних родов. Вот я и не беспокоилась, ведь каждые полгода ездила на диагностику и принимала препараты. Плановые визиты в больницу продолжались на протяжении трех лет, пока в один «прекрасный день», ничего не объясняя, меня направили на биопсию. Обычно такую процедуру назначают при подозрении на онкологию. Я это знала, но все равно думала: с чего бы это про меня? Возможно, врачи просто перестраховываются.

Фото обложки: David Jay

Через неделю мне позвонили и велели ехать в клинику снова. Конечно, в такие моменты начинается легкая паника. Тем более, что в регистратуре карточку не выдали, а попросили сразу подойти к кабинету. Сидя под дверью, в голове прокручивала мысли: рак или не рак? А если рак, то какая стадия? Но стоп! Какой рак, если я была на постоянном контроле у врачей! Тем более, мне лечат мастопатию – это другой диагноз. Могу сказать, что ничего мучительнее ожидания у кабинета врача до этого в моей жизни не было.

Спустя минут десять меня пригласили в кабинет. В такие моменты начинаешь верить во все: в бога, приметы, в то, что надела счастливую одежду. Начинаешь всматриваться в лицо врача с надеждой увидеть улыбку и успокоиться. К сожалению, ни улыбки, ни приметы, ни религия не спасут, если тебе в лицо говорят: «Это онкология».

Знаете, каково это – на скорости 300 км/ч въехать в стену? Только при столкновении рассыпается в пыль не стена, а ваша жизнь. Невозможно понять, где выход из здания больницы: твоя голова на 200% занята одним – мыслью о том, что будет дальше. Ты не помнишь ничего, что говорил врач после диагноза. Просто смотришь в плакат на стене и не можешь произнести ни слова. Не хочется разговаривать с людьми и объяснять, что случилось. Хочется зашить рот, закрыть двери с окнами и дойти до дна.

Часть вторая. «Человеку с раком куда важнее найти ответ на вопрос «почему я», чем собраться с силами и начать бой»

Истерика закончилась, как только я приехала на операцию в онкодиспансер. Знаете, есть такое выражение – «белая ворона». На улице, в окружении людей тебе кажется, что ты со своим диагнозом – не такая, как все. Своей беспомощностью, неспособностью приготовить ужин ты испортила детство своим детям. Ты ущербный человек, «белая ворона» в обществе здоровых и крепких. Так вот, это ощущение исчезает, как только переступаешь порог палаты.

Здесь своя иерархия, есть счастливицы с первой-второй стадией (как позже оказалось, я была в их числе), есть третья, а есть четвертая с метастазами. Сложно было поверить, но в палатах не говорят о болезнях. Вообще. Обсуждают огороды, детей, разгадывают кроссворды, но о раке – ни слова. Не потому, что нечего сказать (совсем наоборот). Просто здесь этот диагноз становится частью тебя. Вы же не сообщаете всем, что у вас есть ноги, что на них по пять пальцев. Так и здесь никто не говорит, что у него опухоль. Это понятно, раз положили в больницу – понятно какая, если ты в маммологическом отделении. Причем, правило принимаешь и понимаешь без предупреждения, без просьб. Его даже правилом назвать язык не поворачивается. Это, скорее, что-то само собой разумеющееся. Ты попадаешь в мир, где все с такими же проблемами. Признаться, это помогает. Помогает понять, что это случается и с другими.

В палате легче пережить вопрос без ответа: «почему это случилось со мной»? Кто-то находит причину болезни в привычке мыть головы по воскресеньям и в несоблюдении поста. В таких случаях больные после лечения оказываются на коленях в церкви и в паломничествах по святым местам. Вместо того, чтобы менять образ жизни, вовремя ходить на обследования, правильно питаться, человек начинает молиться. Не могу ничего сказать: вера во время болезни помогает. Но она вас не прооперирует, не назначит химиотерапию, вовремя не отведет на обследование. Плохо, когда болезнь начинает восприниматься как наказание за что-то. Отвечая на вопрос «почему», ты перебираешь все странички жизни, вспоминая о плохих поступках. Согласитесь, каждый человек найдет в своей жизни хоть один такой проступок. Но только смертельно больной может сделать его причиной своей болезни. Получается, человеку с раком часто куда важнее найти ответ на вопрос «почему я», чем собраться с силами, сказать себе: «значит так надо» и начать бой.

Здесь же, в больнице, я поняла, что до этого мне ставили неверный диагноз: из карточки пропали все документы о мастопатии, задним числом были переписаны все заключения врачей, назначенные лекарства и дозировки. Осознавать это было тяжело: будто ты поменял билет на поезд, который попал в аварию. В этой катастрофе ты остаешься жив, тебя в тяжелом состоянии доставляют на больничную койку. И уже лежа на ней, постоянно думаешь: этого не случилось бы, если не менять билета. Обидно? Не то слово! Но это очередная ловушка, очередные поиски виноватых, очередной поиск ответа на вопрос «почему» вместо того, чтобы собраться.

Отдельно хочу рассказать про «собраться». Ни психологов, ни реабилитологов в диспансерах не было. В регистратуре, на уличных лавочках можно запросто увидеть рыдающего человека с листками в руках. Его никто не успокаивает, наверное, стараются даже не замечать: все и так знают причину слез. Знают, что такое рак, но совершенно не знают, что сказать человеку в такой ситуации. Сказать честно, с психологами у нас большая проблема – человек выходит из кабинета и остается один на один со своими проблемами. А дальше у больного или получается взять себя в руки, или помогают родные. А если никого нет… Думаю, суициды по этой причине – не редкость.

Часть третья. «Я заберу тебя домой, и мы сделаем из тебя великомученицу»

Операция прошла успешно. Через три недели меня отпустили домой. В этот момент я думала, что самое страшное закончилось. Как же я ошибалась! «Химия» – вот что предстояло пережить. Наверное, что-то похожее чувствуешь, если по венам пускают серную кислоту, которая прожигает все внутри. Успокаивает лишь одна мысль: если мне настолько плохо, значит, и остатки рака уходят, растворяются, а ради этого нужно терпеть.

Химиотерапия прошла успешно, наступила пятилетняя ремиссия. Это было лучше, чем выиграть все деньги мира в лотерею. Это значило, что рак ушел: я увижу внуков, побуду на выпускном у детей, выйду на работу. Да что там работа – жизнь продолжается! Это были мои счастливые годы: дети действительно поступили в институты, дочь вышла замуж, родила. Но вот только я… простыла.

Весной 2012 года у меня сел голос. Пошла в поликлинику к терапевту, к лору – месяц лечили ангину, кололи препараты, но ничего не помогало. Дошло до того, что одним днем я просто не смогла встать, не могла разговаривать и глотать. Я подозревала неладное, но успокаивала себя мыслью: врачи ведь поставили ангину (ничему жизнь не учит).

Осознав, что тяжелой пациентке не место в районной поликлинике, меня отправили в областную больницу. Нужно было слышать, как врач говорил с родными за дверью: «Они что, не видели, что голосовые связки не иннервируются! Здесь же часть глотки просто обвисла. Как это может быть ангиной?» И снова этот приступ гнева и обиды на врачей, непонимание и мысли, что все без толку – рак груди с метастазами не лечится.

Часто врачи в поликлиниках вовремя не назначают нужных обследований, а пациенты платятся жизнью. Конечно, всегда можно самому пойти в платную клинику и обследоваться. Но если ты живешь в маленьком райцентре, где из медучреждений – одна поликлиника, ты не можешь даже получить консультацию другого специалиста: его попросту нет. На весь район только один врач-онколог. Он же и гастроэнтеролог, он же и узист-рентгенолог. Естественно, можно поехать в город покрупнее, но ты еще попробуй получить направление, дождись очереди. Да, есть платные медцентры, но не у многих найдутся силы ехать за 100 километров, чтобы убедиться, что у тебя растет рак – все драгоценное оставшееся время ты будешь согласен на ангину.

Детям я позвонила только тогда, когда меня экстренно перевозили в Минск. Это был май, у них 27-го – день рождения. Я и так испортила им детство своей беспомощностью и болезнями. Понимала, что звонок неизбежен, но делать это хотелось в самый-самый последний момент… Когда они приехали, помогли мне выйти на улицу и хоть немного подышать свежим, не больничным воздухом. Потом помню, как меня погрузили в машину скорой помощи и пять часов везли до Минска: в Гомеле и области нет центров, где проводили бы такие операции. Родственников не пустили в машину побыть эту дорогу со мной: «Не положено, только врач. Родственников мы за свой счет в Минск возить не будем».

В РНПЦ нейрохирургии в Минске я узнала, что кроме головного мозга метастазы пошли в легкое и щитовидку. И снова от меня никто ничего не скрывал. И снова рядом не было человека, который подскажет, как быть. Поэтому я взяла в руки молитвенник. Знаете, я вспомнила свою панику в тот день, когда у меня нашли первую опухоль – пятнышко размером с горошину. Сейчас раком было усыпано несколько органов. Если раньше я была счастлива от понимания, что у меня нет никаких пятен, точек, затемнений, то сейчас просто просила Господа, чтобы они не росли.

Через неделю пришли результаты биопсии, и врач сказал, что опухоль операбельна. К тому моменту я не знала, радоваться этому или нет: христианские каноны не очень то одобряют вмешательство в головной мозг. А раз не одобряют, может ли все закончиться хорошо? Моя сестра убеждала в том же: «Если батюшка разрешения на операцию не даст, я заберу тебя домой и мы сделаем из тебя великомученицу».

Боялась ли я в операции? Безумно! Казалось, что хуже, чем сейчас, может быть только могила. С другой стороны, если хуже не будет, то что я теряю? Я все же отдала свою судьбу в руки нейрохирургов.

Часть четвертая. «Больные покрепче помогают тем, кто послабее. До операции помогали ходить тебе, а после операции – ты»

И снова по-старому: палата, в которой изнывает от жары восемь человек, узкие коридоры поликлиники, заполненные измученными больными, которые часами сидят в ожидании приема. Раз в час по этому узенькому коридорчику проносятся врачи с больным на каталке после операции. В этот момент нужно успеть увернуться, иначе рискуешь быть сбитым с ног. Очень интересное выражение в этот момент приобретают лица больных в очереди – каждый смотрит на пациента под наркозом и цепенеет. Думает ли в это время больной о нем? Скорее нет: в такие моменты каждый думает о себе.

Очень запомнился запах в коридорах: тошнотворный, невыносимый, удушливый запах больных людей, которые часами томятся в ожидании приема. Здесь нет сочувствия: тебя никто не пустит без очереди, даже если невыносимо плохо ждать. В очереди к онкологу в людях просыпается инстинкт выживания: здесь всем очень нужно, здесь всем очень плохо, поэтому или терпи, или… На деле вариантов не много.

В палатах ситуация не лучше. Больные покрепче помогают тем, кто послабее. До операции помогали ходить тебе, а после операции – ты. Те, кто оправился, кормят лежачих больных, водят в туалет. Персонала катастрофически не хватает, ровно как и коек, которыми заполнен просто каждый метр.

Возможно, кто-то думает, что онкологические корпуса заполнены родственниками больных? Это не совсем так. Со мной в палате лежала бабушка, ей было глубоко под 80. Так вот, сын дважды забывал забрать ее после выписки. Я думаю, она не одна такая. От многих женщин после операции уходили мужья. Стоит ли их за это осуждать? Я не была в мужских палатах и не слышала тех историй. Но, думаю, прав тот, кто сказал, что слабый пол – это мужчины.

Часть пятая. «В хосписе пахнет смертью»

Хуже больницы было только в хосписе, в который я попала спустя четыре года, когда опухоль разрослась настолько, что ни есть, ни пить, ни стоять сама я не могла. Да и не хоспис это даже. В 30-ти километрах от райцентра, где я жила, в крохотной деревне первый этаж больницы переделали в «паллиативное отделение», входя в которое понимаешь: здесь пахнет смертью.

Мне выдали инвалидное кресло, в руки дали бумажки и сказали ехать на второй этаж оформляться. Не знаю, что может быть хуже понимания, что сын катит в инвалидном кресле мать, которая еще вчера ходила сама. Потом предстояло час прождать в коридоре, пока медсестра откачивала местного алкоголика от передозировки. Признаюсь, в этот час я не выдержала, и впервые в присутствии детей просто зарыдала. Это были первые слезы за все время моей болезни. Именно сейчас я ничего не могла с собой сделать: я сидела в коридоре, смотрела на эти пластиковые двери с табличкой и прекрасно понимала, что больше с этой стороны их никогда не увижу. Да, тогда я думала о смерти.

Ко мне подошел сын, взял за руку и спросил: «Мама, тебе страшно?» Я ответила: «Да». Потом меня закатили в палату с тремя койками. Раньше при входе в палату с тобой здоровались, знакомились, но здесь не так: кругом обездвиженные люди, совершенно не реагирующие на происходящее, подключены к капельницам. Очень трудно сказать, какого возраста были мои соседки: здесь люди с такими болезнями, что о возрасте судить тяжело.

На восемь палат лежачих больных работает только две женщины из медперсонала. Они переворачивают больных, моют, кормят… Хирург здесь один, посменно. Он принимает новеньких, назначает лечение, проводит все медицинские манипуляции. Мне не повезло: в день, когда меня привезли, его не было, поэтому катетер установили только спустя три дня. Чтобы через шприц, по трубке, доставлять еду сразу в пищевод. До этого я пыталась есть сама, но пищевод уже не работал, и все мои попытки вырывались с диким кашлем наружу. Если бы не капельницы, то за эти три дня я бы истощилась настолько, что наверное, умерла бы, так и не дождавшись хирурга.

В хоспис я попала летом, 13 августа. В палатах не было кондиционеров, поэтому родные просили временами открыть окна. Если честно, я не знаю, что хуже: изнывать от жары или испытывать омерзительное ощущение от того, что по твоему лицу ползают мухи. Они не дают спать, мешают есть… Принято считать, что предвестники смерти – это вороны, черные коты. Здесь для меня этим символом были мухи.

То, что происходит с мозгами здесь, сложно понять. Когда старик из соседней палаты ежечасно ползает к посту, почти рыдая от боли, и просит вколоть ему еще трамадола, твоя голова отказывается думать, что боль может быть настолько невыносимой, что даже сильный анальгетик не помогает. Вместо этого ты пытаешься себя убедить в том, что старик просто подсел на наркотический препарат. Наверное, так легче.

Часть шестая. «Это были последние девять часов вечера в моей жизни»

И снова здесь нет никаких психологов, волонтеров. Единственный психолог – это священник из местной церквушки, которого временами зовут родственники. Кстати о родных. Больные в большинстве своем одиноки, их никто не навещает. Есть те, к которым приезжают по выходным, но это единицы.

3 сентября ко мне, как обычно, приехал муж. Он мог день просидеть у меня: наверное, понимал, что скоро конец. В этот день он снова привез еды, салфеток, бутылочку с водой. Сел у кровати. Шесть, семь, восемь часов… Я просыпаюсь, а он еще здесь. В девять часов я посмотрела на него и кивком головы попросила уехать домой. Это были последние девять часов вечера в моей жизни.

Постскриптум

Прошло больше года как Людмила Симонова, моя мама, умерла от рака. Борьба с этим диагнозом заняла десять лет жизни, причем, жизни не одного человека, а целой семьи. С 11 лет ты знаешь, чем лучевая терапия отличается от «химии», что такое метастазы и почему это очень плохо. Конечно, то, что довелось пережить мне, ни в какое сравнение не идет с теми муками, которые переживают онкобольные каждый день, но все же многое из ее жизни отпечаталось в моей: диагноз, лечение, реабилитация – все это было у меня на глазах. В какие-то моменты даже казалось, что все происходит со мной.

Как она умирала, я не знаю. После похорон постоянно хотелось приехать в ту деревню, в тот хоспис и спросить у медсестер, как это было. Но я не стал. Наверное, побоялся. Я тысячу раз пожалел, что оставил ее умирать в хосписе, когда началось обострение. Меня, здорового молодого человека, хватало на три часа в день, а потом я просто пулей вылетал оттуда. А ведь я-то могу бежать…

За все это время я понял одно. Когда ты умираешь от рака – это может быть не просто страшно или больно, но еще и унизительно. Что чувствует обездвиженный человек, когда вокруг него роем летают мухи? Это происходило и, уверен, происходит. В Гомельской области – в самом пострадавшем регионе от взрыва на ЧАЭС. В той же Гомельской области в районных поликлиниках сидят врачи, которые до упора могут лечить ангину, вместо того, чтобы собрать анамнез и отправить пациента на дообследование. Кстати, о нем. Для того, чтобы приехать на консультацию в НИИ онкологии и радиологии в Минск, нужно было собрать кучу бумажек у местных врачей, съездить в Гомельский онкодиспансер, чтобы переписать на диск результаты МРТ и КТ. При всем этом направления мне никто не дал: пришлось устно просить врачей.

Конечно, дообследование не гарантирует правильного диагноза и лечения: моей маме долгие годы лечили совершенно другую болезнь. Это затянуло время и, возможно, предрешило исход. На химиотерапии, на лучевые терапии каждый раз приходилось ездить за 150 километров в Гомель: в районных больницах таких процедур не проводят, потому что нет специалистов и оборудования. Думаю, не нужно представлять, что для такого тяжелобольного человека эти 150 километров. И хорошо, если на машине.

По прогнозам беларуских онкологов, в 2020-2030 годы число пациентов с впервые установленным диагнозом злокачественного образования увеличится на 92%. Это значит, если в 2010 году фиксировали 8,5 тысяч случаев, то в 2030 их будет 15,5 тысяч. Скажем прямо, у нас и с восьмью тысячами врачи едва справляются. Совершенно не хочется думать о том, какой будет ситуация через десять лет.